Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
Очень злое письмо приходит и в районный отдел народного образования. «Поскольку господин декан позволяет себе доводить до сведения правительства и дела сугубо личные, чего я не приемлю в принципе, и поскольку я считаю, что человек должен иметь достаточно мужества, чтобы решать личные дела самому, а не прятаться за властными спинами и не клеветать таким коварным способом (выражение выбрано в спокойном состоянии и по зрелом размышлении), то должен вкратце сказать следующее: честность г-на декана вызывает у меня сильные сомнения... Убедительно прошу срочно разобраться в нашем деле... Ручаюсь в своем письме за каждую букву». Бодрый тон заявления оборачивается, однако, строгим выговором по служебной линии. А его противник в этой дуэли — декан затеет потом серьезный конфликт с властями и родительским советом и поплатится за это своей должностью — услышит, с кем он тут имеет дело: «Вам не удастся меня напугать; мне доводилось побеждать и не таких противников». Ремарк не сдрейфил — ни в этой баталии, ни годами позже, когда атаки на него были совсем другого качества.
Это время тоже найдет отражение в его романе «Возвращение». Эрнст Биркхольц, альтер эго писателя, посещает, так же как и его создатель, учительскую семинарию в провинциальном городке, после чего отправляется на работу в сельскую глушь. Ремарк вносит в роман немало из пережитого в Лоне, Кляйн-Берсене и окрестностях. Отражение жизненных коллизий не зеркально, в нем много ума и чувствуется ностальгия. Эрнст Биркхольц тоже потерпит крушение на учительском поприще.
Дав декану отпор, Ремарк просит начальство перевести его поближе к Оснабрюку, что оно и делает. В Нане он учительствует около трех месяцев, после чего этот этап его жизни заканчивается. 20 ноября 1920 года он заявляет о своем желании уйти в длительный отпуск, и, наверное, чиновники охотно его удовлетворили. С точки зрения отцов народного просвещения, Ремарк действительно не был образцовым учителем начальной школы.
Примерно через три года, окончательно порвав с Оснабрюком и живя в Ганновере, он напишет своему другу, каменотесу Карлу Фогту, письмо, в котором подытожит свое отношение к чиновному люду и к профессиональной деятельности человека: «Чиновник — раб своей профессии. Он втиснут в ставки своего оклада и в свои обязанности, у него всегда была возможность рассчитать, сколько он будет зарабатывать через десять лет и кем он через десять лет будет. Свободная профессия все еще остается самой комфортной. Под ней я понимаю такую профессию, которая предоставляет неограниченные возможности для развития... По сути же, любая профессия, сколь свободной она бы ни была, — это оковы... Ты прав, именно неопределенность в жизни имеет особую прелесть».
В конце 1920-го перед ним два года ожиданий и поисков. Он — не единственный, кто в это время обречен на отчаянную борьбу за выживание. Республике грозит раскол. В марте 1921-го французские и английские войска оккупируют Дюссельдорф и Дуйсбург. В центральной части страны и в Гамбурге дело доходит до вооруженных столкновений с силами правопорядка под коммунистическими лозунгами, бои идут в Верхней Силезии. В мае 1921-го правительство Ференбаха уходит в отставку, новым рейхсканцлером назначен Йозеф Вирт. 26 августа убит Маттиас Эрцбергер[26], в стране объявлено чрезвычайное положение, что приводит к затяжному конфликту между рейхом и Баварией. 22 июня 1922 года правые радикалы совершают покушение на Вальтера Ратенау, министра иностранных дел и еврея по национальности. В августе начинает набирать обороты инфляция, что приводит к массовому разорению среднего сословия. Не выдерживают ее натиска и оклады чиновников. Брожение охватывает крестьян. Их хозяйства страдают от скачков цен, на грабежи и продажу их дворов с молотка они отвечают актами насилия. К концу 1922 года кризис еще не достиг своей верхней точки. Лишь с оккупацией Рурской области в январе 1923-го инфляция переходит в гиперинфляцию, уничтожая состояния бессчетного числа людей, обрекая их на нищету и безработицу. Именно в эти годы республика упускает свой шанс. Все большее число немцев теряет веру в демократию и ее институты. В своем стремлении похоронить республику поддержку у избирателей находят радикальные партии левого и правого толка. Демагогическими речами и несбыточными идеями они сеют то, что обернется кровавым урожаем в 1930-е годы.
Решив расстаться с профессией учителя, Ремарк теряет хоть и очень скромный, но верный источник дохода. В следующие 22 месяца он перебивается случайными заработками. Снова живет в родительском доме. «Был я и учителем в начальной школе, ведь имел на то право, сдав экзамен. Счастливая была пора, с детьми я ладил очень неплохо, но учительствовать всю жизнь не хотелось, в 21 год мечтаешь о чем-то большем. И кем потом я только не был: некоторое время — коробейником, продавал платки и материю... агентом по продаже надгробных памятников, коммерсантом... и даже играл на органе в психиатрической лечебнице». Так он выскажется в ноябре 1929-го, когда вокруг его военного романа и самого автора будут вестись ожесточенные споры. Поэтому его слова о «счастливой поре» в сельских школах не следует принимать на веру. От надежного заработка в суровые времена с кондачка не отказываются.
Другие данные о себе верны. Он действительно «перебивается». И пишет. Первый блин вышел комом. Роман не приносит ему ни пфеннига. Выручки от продаж не хватает на доплату, которая потребовалась к типографским расходам. Неудача задевает самолюбие и повергает в уныние. Но разрушить мечту о писательской карьере ей не дано.
Ремарк становится театральным и музыкальным критиком «Оснабрюкер тагес-цайтунг» и продолжает публиковать в «Шёнхайт» стихи и то, что можно назвать малой прозой. Пишет о событиях в культурной жизни родного города и делает это хорошо, солидно, порой с энтузиазмом. Пишет об опереттах и операх, гастролях танцевальных групп и вечерах камерной музыки, поэтических чтениях и архитектурных достопримечательностях Оснабрюка. Это добротная снедь журналиста, не меткие уколы эспадроном матерого рецензента и не
