Сяо Тай и Божества Северного Ковша - Виталий Хонихоев

она и в этот раз может передумать. Она ведь такая… неукротимая! Как пламя! Ты же видела ее танец в мире живых, правда? Никто не может удержать пламя. Сам Господин Яма пытался и не раз! Но обжегся конечно же… ведь Госпожа Кали, девица Дурга, Та, что носит Череп и Жезл, Несущая Дары Смерти и еще сто восемь ее благословенных имен — это пламя. Те, кто хотят подчинить себе пламя — глупцы, а Господин Яма далеко не глупец. Знаешь, как нужно обращаться с пламенем? Нужно дать ему свободу, глупышка! Дать ему все, что оно хочет пожрать и тогда оно станет сильнее… пламя горит только тогда, когда есть чему гореть. Госпожа Кали велика и могущественна, поистине таланты ее выше Неба и шире Мирового Океана, но и она не осмеливается перечить Господину Яме по пустякам. На этот раз свадьба состоится! — демоница приседает на край крыши и свешивает вниз ногу, качая босой ступней над краем.

— Ох, а внутри… — говорит она, чуть подавшись вперед: — Нас туда не пустят, конечно. Но я прокралась вчера, видела! Среди тысяч талантов Ночного Народа только я могу незаметно оказаться где угодно! Так вот, в Зале Пыток и Страданий уже накрывают столы. Представляешь? Длинные, как реки, столы из полированного базальта, на них вместо скатертей — застывший туман из реки Забвения, если наклонится и лизнуть, то лицо на полдня оцепенеет, застынет как каменное. А еда! Плоды с Древа Скорби, которые на вкус как твое самое горькое сожаление, но дают невероятную силу тем из смертных практиков, которые осмелились бы показаться в Преисподней чтобы откусить кусочек. И умереть, конечно же. Пепельные персики, что рассыпаются прахом на языке, оставляя привкус вечности. Говорят, что сама Матушка Доу Мо со своим садом Персиков Бессмертия как-то раз, попробовав Адских Пепельных Персиков выразила сожаление что у нее в Небесном Дворце не растут такие. Из всех живых существ только одна из Восьми Бессмертных, госпожа Хэ Сяньгу может вкушать эти персики, наслаждаясь их вкусом. Мне они не нравятся, слишком уж приторные, да и сок у них липкий, потом оттирать замучаешься… но некоторые любят. И конечно же без Пепельных Персиков праздник не праздник, в последнее время они повсюду, эти Персики. Знаешь, что если человек вкусил Персик Бессмертия из садов Матушки Доу Мо, Верховного Божества Северного Ковша, то такой человек получает Дар Жизни, становится бессмертным? Так вот, если бы какой-нибудь смертный спустился сюда, попал бы к праздничному столу живым, а не так как ты — бесплотной душой… то такой человек смог бы вкусить наши Персики. Пепельные Персики Преисподней… и обрел бы Дар Смерти. То есть умер бы! Правда, забавно? Нет? Ты такая… несмешная. Кстати, еще подают бульон из реки Забвения, прозрачный, как слеза, в котором плавают цветы призрачного лотоса, тускло светящиеся изнутри. Один глоток — и ты забываешь все мелкие обиды, оставляя в душе только великую, чистую скорбь, подобную той, что охватила Господина Яму, когда он обнаружил что его невеста, Госпожа Кали — сбежала из-под венца. Знаешь как трудно мужчинам сдерживаться? А демонам-мужчинам? Как-то я перечила одной лисице, и та обратила меня в мужчину на целое столетье! Ужас… сочувствую Господину Яме. Впрочем… о чем это я? Ах, да! Еда!

На огромных обсидиановых блюдах лежат куски жаркого из василиска, чья чешуя хрустит, как стекло, а мясо, пропитанное соусом из слез горгоны, придает отважившемуся его съесть несокрушимую волю, если последний распутник съест такое, то отречется от похоти и сладких объятий, а может даже уйдет в монастырь. Есть там и жемчужины из глубин Стикса — черные, идеально круглые, они тускло пульсируют холодным светом. Кладешь такую на язык, она тает, и ты на миг видишь жизнь души, которая стала ядром этой жемчужины. Вкус — как будто попробовал воздух после грозы, положил его на язык и он растаял как сладкое воспоминание… А еще… Кристаллизованный шепот! Маленькие, острые, как осколки льда, конфеты. Говорят, их делают из пойманных секретов и лживых клятв. Они трещат на зубах, и в голове раздается чужой шепот, раскрывающий какую-нибудь страшную тайну. Рядом с ними — плоды с Древа Скорби, которые на вкус как твое самое горькое сожаление, но дают невероятную силу, и пепельные персики, что рассыпаются прахом на языке, оставляя привкус вечности. А пьют все это из чаш, вырезанных из черепов павших героев, наполняя их вином из слез тиранов — оно пьянит, заставляет смеяться над чужой болью и дарует чувство безграничного могущества. Каждое блюдо — это испытание, воспоминание и сила. Да что я тебе говорю… — машет рукой демоница: — что ты можешь понять? Что ты видела за время своей короткой жизни в Поднебесной? Вот, например мясо химер, выращенных в лабиринтах Миноса, и чаши, наполненные вином из слез тиранов — оно пьянит и заставляет видеть чужие страдания. А в центре каждого стола — ледяные скульптуры, изображающие десять казней и сотню мучений. Красота! Ладно, довольно сидеть, за мной! — демоница вспархивает с карниза вниз, расправляя черные крылья за спиной и увлекая душу с собой.

— Но платье! — кричит она, падая вниз с головокружительной высоты: — О, если бы ты могла это видеть! Владыка Яма приказал лучшим ткачам преисподней соткать для нее наряд. Оно не из шелка или парчи. Оно соткано из сгустившейся полуночи, а нити в нем — это свет умирающих звезд. На лифе вышивка осколками обсидиана, повторяющая узор мандалы разрушения, а по подолу тянутся руны, каждая из которых — имя побежденного Госпожой Кали, всех-всех! Божеств, демонов, духов, драконов… всех. Пояс сделан из чистого, отполированного оникса, а застежка на нем — как крошечная черная дыра, поглощающая свет. Говорят, кто наденет его, тот навсегда будет связан с Преисподней. Это самый дорогой и самый жуткий подарок во всех мирах. И он ждет ее. Нашу великолепную, яростную, свободную Госпожу Кали! Я так ее обожаю! И Господина Яму тоже! Он дал нам всем жизнь, возможность существовать вдали от тирании Небес и Нефритового Императора. Госпожа Кали же… это легенда. Как вымпел, флаг, знамя, поднятое над рядами воинов, чтобы все видели — Тьма не пала! — они опускаются на темную мостовую и демоница складывает свои крылья, убирая их за спину.

— А какой она была раньше? — задается она вопросом, поднимая руку, над которой парит безымянная душа: — какой ты ее знала? Говорят, что для каждого она разная,