No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Франсиско Мероньо Пельисер
Приблизившись к дороге Айербе, мы снижаемся до тысячи метров, чтобы лучше разглядеть движение машин и войск. Иногда нам встречаются небольшие автомобили, беспечно двигающиеся в различных направлениях. На присутствие нашей авиации на этом участке фронта не обращают никакого внимания. Они даже не утруждают себя остановить машину, увидев нас! Только по этой причине, из-за такого неуважения, мне хочется всадить в них лишний десяток пуль. Но командир эскадрильи продолжает полет — он ищет другие цели. Мы следуем за ним, крыло к крылу. Здесь дорога делает большую петлю, и тут мы видим, как вдалеке, у соседней дороги, что-то блеснуло в облаке поднявшейся пыли. На белесом полотне дороги мы начинаем различать что-то, похожее на медленно ползущую гусеницу. Это вражеский кавалерийский полк. Чувствуя нависшую над ним угрозу, он пытается остановиться и укрыться в естественных складках местности, но уже слишком поздно. Кажется, что до нас долетают
проклятия и ругательства, витающие в воздухе. Но эта кипящая масса людей и лошадей, со всем их вооружением и снаряжением, остановилась и насторожилась. Их взгляды устремлены на зеленые днища наших машин, они готовы продолжить свой путь, как только мы скроемся за горизонтом. Они не понимают маневра наших истребителей. Мы спускаемся и летим на высоте бреющего полета, наши машины делают широкую спираль, чтобы противник потерял нас из виду. Так мы можем атаковать неожиданно и с фронта и с фланга, используя открытую сторону ландшафта. В результате на выходе из атаки мы будем защищены от ответного огня.
Через несколько минут (всего через несколько минут!) все заканчивается. Наши «курносые» машины почти бесшумно (так как весь шум поглощается перепадами высот ландшафта) оказываются прямо перед врагом и почти на одной высоте с ним. Раздается гром восемнадцати пулеметов, каждый из которых обрушивает на врага 1800 выстрелов в минуту. С первыми же выстрелами строй противника ломается, начинается жуткая неразбериха. Обезумевшие лошади, получившие по несколько пуль в брюхо, мечутся из стороны в сторону, пытаясь укрыться от огня. Они налетают одна на другую, путаются в упряжи и скидывают всадников. Не зная куда деться, лошади бросаются на кусты и скалы, оставляя куски кровавого мяса на ветвях и камнях. Пули наших пулеметов, пройдя сквозь живую плоть, ударяются о скалы, высекая снопы ярких искр. Затем наши самолеты делают несколько поперечных заходов, засыпая всю эту массу людей и лошадей горячим свинцом.
Кажется, все стихло, все закончилось. Мы снова выстраиваемся в клин и летим крыло к крылу. Мы летим очень низко, на бреющем полете, на высоте около
пяти метров — чтобы еще раз удостовериться в результатах проделанной работы. Затем мы берем курс на Барбастро: мы используем его в качестве общего ориентира, чтобы потом повернуть на Монсон. У меня пересохло горло, а виски под шлемом мокрые от пота, я чувствую каждый удар моего сердца. Мне хочется сжать кулаки и проснуться от этого кошмара, но мне этого не сделать. Это реальность! Уже не остается времени думать о последней атаке. Сарауса, весьма довольный, выстукивает на корпусе под колпаком ритм какой-то песенки. Забавляясь, он направляет самолет на все выступающие объекты: дома, башни, деревья, столбы... Сейчас, на столь малой высоте и скорости свыше трехсот километров в час, мне не удается подумать о случившемся, но если бы было время и я мог оглянуться назад, то увидел бы направленный на меня взгляд глаз, полных слез и крови. Грязный, пыльный, искаженный болью взгляд всего того потока мертвых людей и лошадей, который мы оставляем позади...
Мы пересекаем линию фронта и видим несколько траншей. Солдаты в них вскидывают вверх свои винтовки, то ли для того, чтобы поприветствовать нас, то ли для того, чтобы послать нам пару проклятий. Я не знаю, враги они или друзья. Мимо них уже пронеслись галопом обезумевшие лошади, таща за собой изорванных всадников или запутавшиеся в упряжи остатки человеческих тел.
Когда мы приземляемся на мягкую траву аэродрома, уже начинают сверкать первые вечерние звезды. После ужина мы слушаем франкистское радио — для того, чтобы узнать реакцию на наше вторжение на Арагонский фронт. Кьепо да Льяано много рассказывает о вечерней атаке, он страстно обрушивает свой гнев на «красных», которые нарушили спокойствие этого мирного участка фронта. Оскорбления и угрозы, приправленные ложью и противоречивыми высказываниями, не соответствуют столь высокому воинскому званию рассказчика16. Но по этим словам мы понимаем, что на ближайшие дни для нас готовится «подарочек».
Угрозы Льяано становятся реальностью уже на заре следующего дня. Утренний ветерок вначале доносит до нас далекий, но чувствительный шум, который, как только мы прислушиваемся, становится характерным гулом двигателей немецкой авиации. Там, на высоте пять тысяч метров, к нашему полю приближаются пять «Хейнкелей-111». Два крайних отделяются для того, чтобы атаковать жилые постройки нашего аэродрома.
— Они точно летят по нашу душу! — говорит Ариас. —Да, летят за нами! По радио все точно сказали!
— Да и с координатами они точно разобрались, видно, что «пятая колонна» работает как надо.
В один миг мы все укрываемся, прижавшись друг к другу, в канализации железной дороги, которая проходит недалеко от нас. Самые большие пессимисты остаются у входа в наше убежище, надеясь, что враг не станет бомбить столь незначительную цель. Но противник не скупится на средства. Мы внимательно следим за каждым движением вражеских самолетов до того момента, когда их брюхи открываются и из них начинают черным дождем изливаться «стальные слезы». Тут же мы, шутя, подталкивая и шпыняя друг друга, сжимаемся в один маленький комок в нашем импровизированном убежище...
ПРОСЧЕТ
В эти тяжелые и холодные дни декабря 1937 года в порт города Аликанте прибывают советские корабли, везущие продовольствие для нашего населения. Где-то в глубине многочисленных бочек и коробок с продуктами спрятаны тяжелые железные машины. Наши войска нуждаются в них не меньше, чем наши дети в печенье и сгущенном молоке!
Славная эскадрилья «москас» была направлена в этот туристический городок, чтобы «осмотреть достопримечательности высокого голубого неба» и чтобы не позволить фашистским бомбардировщикам наносить свои удары по
