Баба-Яга на Новый год - Валентина Анатольевна Филиппенко
— Заработало? — поинтересовался Петя.
— Да-а-а! — потирая руки и сверкая глазами, отозвалась старушка. И включила экран.
Ей, конечно, тут же стало не до мальчика, сидевшего за столом и болтающего ногами. А Петя, будто потерявший себя, озирался по сторонам и чему-то удивлялся. Сам не понимал — чему. А потом понял.
«Вот это да… А Баба-яга-то компьютерные игры любит. И так зверски убивает каких-то демонов, и шарится по подземелью… где она этому научилась? У Лешего?»
Будто услышав Петины мысли, яга сообщила с дивана:
— Да… пятой «Соньки» в лесу не найдёшь. — И приложила бревном гаргулью, выбирающуюся из ямы прямо у неё под носом — то есть на экране.
— А чего это вы… своих бьёте? — поинтересовался Петя. Он будто наконец увидел, что творилось в их гостиной уже вторые сутки.
— Своих? — удивилась яга. — Они вовсе не «мои». Темнота бывает разной, малахольный.
И врезала какому-то тёмному монаху в глаз.
Куда уходят нервы
Пока на экране в гостиной шла война со злом, а Петя ложился спать, Петренко-старший готовился. С детства он привык репетировать сложные разговоры, а разговор с Бабой-ягой весь день подглядывал за ним, словно тень в коридоре. И к вечеру стал совсем сложным.
— Вы зачем тут? — спрашивал ягу Петренко, глядя на своё отражение в зеркале в ванной. — Кто вас послал? Чего вы хотите? Когда… уйдёте? Что сделать, чтобы вы ушли?
Последний вопрос, попахивающий компромиссом, отступлением и даже слабостью, никак не удавалось произнести. Папа Пети хмурил брови, тёр бороду, сжимал кулаки, опускал глаза и выдувал слова в усы.
Вода, шумевшая для маскировки, стихла, а Петренко-старший наконец вышел из ванной и направился в гостиную.
— Кхм-кхм. Уважаемая… — начал он. Яга, не отвлекаясь от игры, хмыкнула ему в ответ — мол, слушаю. — Уважаемая. Нам надо поговорить.
Пара «уродов» упала к ногам яги, забрызгав экран кровью. Старушка нажала на паузу и вдруг, отложив наушники и джойстик, повернулась к Петренко всем корпусом, всеми платками, а носом и глазами уткнулась в его сконфуженное лицо.
— Я — сплошное внимание, — сладко пропела яга. И даже улыбнулась. И замолчала.
Часы тикали на стене и подталкивали Петренко вперёд. Он зажал кулак в кулаке, напряг скулы и заговорил:
— Раз уж так вышло, что вы тут — в нашем доме… И кто-то вас к нам прислал зачем-то…
— Кто-то зачем-то. — Баба-яга кивнула и расплылась в широкой, словно болото, улыбке.
— Да, так вот. Раз у вас есть какая-то цель… Миссия… Давайте… В этом разберёмся. Я хотел бы, чтобы завтра вас тут не было.
Часы предательски перестали тикать. Мяч перелетел на сторону старушки — настал её черёд высказываться, — но она, продолжая улыбаться и кивать, лишь поторопила собеседника:
— Так вы… то есть ты, — говори. Говори, что там репетировал и готовил. Надо же послушать.
Петренко-старший смутился от этой наглости и прямолинейности, но взял себя в руки и продолжил:
— Допустим, вы здесь не просто так.
— Допустим. Письмо-то ты читал?
Петренко письмо читал.
— И что там написано?
Что там написано? Что это за экзамен ночью в его же доме? Письмо…
Яга, словно девочка, вскочила с дивана и взяла письмо, лежавшее на столе.
— Читай-ка ещё раз. На.
Письмо, будто подслушав их разговор, тут же поспешило сообщить:
Уважаемые Андрей и Петя!
До Нового года осталось совсем чуть-чуть! Я знаю, как много у вас дел: работа, отчёты, экзамены, ёлка… И поэтому мне неловко оттого, что Баба-яга занимает пространство в вашем доме. Но… Но я ничего не могу поделать с этим и вынужден просить вас мне помочь.
Дело в том, что эта милая, очаровательная дама не верит в чудеса, как и вы.
Ситуация неприятная, понимаю. Я сам, признаться, переживаю, что в этой истории мне пришлось просить вас накануне Нового года что-то такое сделать в своей жизни, что-то такое придумать и поменять, чтобы удивить бабушку. Но, видите ли, даже я — Дед Мороз — не сумел с ней справиться. Может быть, у вас получится?
Полный надежд и новогодних хлопот,
Ваш Дедушка Мороз
Петренко-старший привык к деловой переписке — гладкой и скользкой, похожей на мокрый резиновый мяч, — к ехидным, покрытым слоем вежливости письмам от коллег из Англии и Китая. Поэтому он шлёпнул листок на стол текстом вниз и прижал кулак ко рту.
— И чего же он хочет? — спросил ягу папа Пети.
— А я не знаю, — развела та руками. — Я совсем ничего не знаю и не понимаю. Я вот смотрю на вас который день и удивляюсь: что я тут делаю? Игрушки эти ваши, разговоры о подарках, ёлка. А для чего оно вам? Вот и я — для чего?
— Вы издеваетесь? — не сдержался Петренко.
— Да! — улыбнулась яга. — Я издеваюсь. Я ж Баба-яга. Чего ты хотел? Поговорить со мной по душам? Договориться? Чтобы я за тебя что-то придумала и подсказала? Ну ты чего? Сказок в детстве не читал? Не надо со мной по-хорошему разговаривать. И слушать меня не надо. И вообще — устала я. — Тут яга спрятала улыбку в складки платков и морщин и приняла отстранённый, скучающий вид. — Лучше репетировать надо было. И письма читать. Ха!
Старушка демонстративно разложила свой матрас на диване и погасила свет, а Петренко… Опустил голову на руки и тяжело задышал. Нервы… Нервов на такое не хватит! Кулак как-то сам собой стукнул по столу, а из груди вырвалось рычание.
«Сопли текут из носа…»
Зимнее, морозное утро в квартире Петренко проходило тихо: яга съела кашу и поспешила к приставке, а Петя и папа — в школу и на работу.
В лифте Петя смеялся, что ягу можно «обезвредить» с помощью «Сони Плейстейшен». Но папа его радости не разделял. В машине они договорились, что вечером поедут за ёлкой и после её украсят. И даже аккуратно позвонят маме по видеосвязи. А если яга к тому моменту не исчезнет, то спрячут её в ванной или в туалете.
Перед полугодовым диктантом Ева Георгиевна достала из ящика стола серебряную гирлянду и победно обмотала ею шею. «Щупальца» гирлянды закачались вокруг лица учительницы, будто здоровались со «снежинками» из салфеток на окне и кивали веренице цветных флажков
