Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева

Я возвращаюсь в зал и ищу маму среди женщин. Она всё ещё разговаривает со своей подругой. Мама чувствует себя здесь как рыба в воде. Я, наоборот, будто аквариумная — в бескрайнем океане.

Подхожу ближе и тихо беру её под руку.

— Ой, доченька, — мама поворачивается ко мне, глаза её светятся теплотой. Но взгляд быстро меняется на встревоженный. — Ты чего такая? Руки... как лёд.

Она обхватывает мои пальцы обеими ладонями.

— Всё нормально?

Я киваю быстро, даже слишком.

— Да, мам, просто прохладно. Тут же кондиционер работает на максимум.

— Уверена? Ты бледная.

— Да всё хорошо, честно.

Не очень-то и честно. А точнее, совсем-совсем нечестно.

Но я не хочу её волновать. Тем более, я сама не понимаю, что со мной. Почему меня до сих пор лихорадит от одного воспоминания о голосе Байматова. От его интонации, когда он сказал, что уже сегодня перестанет быть посторонним для меня. Он это сказал так… Так, как будто имел право.

Мама продолжает беседу, а я стою рядом, будто привязанная, и только краем глаза продолжаю сканировать зал. Просто чтоб быть в курсе, где он. Из соображений безопасности.

И вот — вижу. Он вернулся.

Стоит чуть в стороне от большого стола с угощениями. Говорит со своим отцом.

И — как по команде — оба поворачивают головы и смотрят. На меня.

Всего на секунду. Может, меньше. Но этого хватает, чтобы я не то что дышать — думать перестала.

Что это было?

Они обсуждали меня?!

О Боже, если он хоть словом обмолвился отцу … Если сказал, что застал меня там, за углом, когда я… когда я...

Мне становится дурно. От стыда. От паники. От какой-то ужасающей невозможности всё это проконтролировать.

Ведь если он опозорит меня, если расскажет… Всё! Всё! Как я тогда в глаза отцу посмотрю? Маме? Да даже самой себе!

Мои пальцы снова становятся холодными. По плечам пробегает колючий озноб, а во рту резко пересыхает. Паника клокочет в груди, я чувствую себя ужасно растерянной и беспомощной.

А потом — ещё хуже.

Я вижу, как Байматовы подходят к моему отцу. Они начинают говорить, отец внимательно слушает, а я дышать перестаю.

Но папа… улыбается.

Говорит что-то. Никакой тревоги на лице.

Светская беседа? Надеюсь… Надеюсь.

— Мам, я устала, — шепчу, не выдерживая. — Можно мы поедем? Мама смотрит на меня внимательно. Не только как мать, но уже и как врач. Моментально оценивает моё состояние, и я даже удивляюсь, как она на автомате не прикладывает мне ладонь ко лбу.

Она кивает. Без лишних слов. Идёт к отцу, говорит что-то ему, тот отрывается от разговора и бросает на меня короткий, внимательный взгляд. Тоже кивает.

Через десять минут мы уже едем домой. И я ощущаю, как с каждым поворотом колёс всё больше прихожу в себя. Дышать становится легче, рёбра уже не стягивает стальными кольцами.

Но я чувствую себя невероятно усталой. Как будто этот приём — дурной сон. Но сон со слишком реальными последствиями.

Дома я поднимаюсь к себе, смываю макияж и переодеваюсь в муслиновую пижаму. Тонкую, любимую, с мишками. Как в детстве. Просто чтобы вернуться в безопасное состояние. Смыть с себя весь этот глянец, шелка, украшения.

Смыть ощущение чужого на себе взгляда.

Смягчить дрожь внутри.

Спускаюсь на террасу — родители уже там. Свет приглушённый, на столе дымится чайник, рядом блюдо с пахлавой. Айрик спит у ног папы.

— Мадина, иди к нам, — отец машет рукой, — чай пьём.

Я сажусь рядом на плетёный диванчик, подгибаю ноги и обхватываю небольшую упругую подушечку — велюровую с бахромой. Терраса просторная, тёплый воздух, сверчки щёлкают в траве. Уютно. И… так хорошо.

— Ну, как тебе приём? — спрашивает папа, разливая чай по пиалам.

— Хм… — улыбаюсь я. — Красиво. Шикарно. Только устала. Очень много людей.

— Это да, — кивает отец. — Но всё-таки мероприятие нужное. Такие вечера сближают. Ты молодец, выглядела прекрасно и вела себя достойно. Но я и не сомневался в тебе, дочь.

Он тепло улыбается, а я киваю.

— Спасибо, пап, — тихо говорю.

Но…

Я ощущаю напряжение. Лёгкое, тягучее. Как будто что-то в воздухе витает.

И я не ошибаюсь.

— Скажи, — папа делает глоток чая и смотрит внимательно, — как тебе представленные молодые люди? Данияр Байматов, например?

У меня сердце перестаёт биться. Застывает на миг. А потом — стучит, словно бешеное.

— Эм… — я не знаю, что сказать. — Парень как парень. А что?..

— Просто интересуюсь. — Голос отца спокоен. Но… слишком спокоен.

И от этого становится только тревожнее.

— Папа… а что ты имеешь в виду?

Он откидывается на спинку кресла, сцепив пальцы на животе. Смотрит в темноту, будто думает. А потом говорит: — Там были очень солидные семьи. Уважаемые. Такие, с которыми было бы честью породниться.

Я моргаю. Один раз. Второй. Смотрю на него.

И не верю ушам.

— Папа? — выдыхаю и сама слышу, как голос подводит.

Он поворачивает ко мне голову. Спокойно. Смотрит с нежностью.

— Тебе скоро придётся выбирать, Мадина. Мужа. Свою судьбу. Такие мероприятия — это не просто светские посиделки. Это ещё и способ. Возможность. Увидеть, познакомиться, приглядеться.

У меня всё внутри обрушивается.

— Это… Это были смотрины, что ли?!

Я вскакиваю на ноги. Голова кружится, и мне приходится держаться за спинку кресла.

— Папа! Папочка! Ты же обещал!

Голос дрожит, я не сдерживаю слёз.

— Ты всегда говорил, что я сама выберу! Что у меня будет выбор! Что мы — светская семья! Ты ведь воспитывал меня иначе!

Отец смотрит на меня. Взгляд мягкий, ласковый.

— Я и не говорил, что решаю за тебя. И не собирался, дочка. — Он встаёт. Подходит и берёт мои руки в свои. — Я просто… хотел показать тебе, какие бывают семьи. Какие мужчины могут претендовать на тебя.

— А я не хочу, чтобы на меня смотрели, как на товар! — Я выдёргиваю руки, но тут испытываю укол совести за такое грубое поведение, поэтому снова шагаю к отцу, беру его тёплую ладонь и прижимаюсь к ней губами. — Я не хочу, чтобы кто-то меня “присматривал”, папа! Претендовал на меня!

— Мадина… — голос отца звучит сдержано. — Ты — моя гордость. Я хочу для тебя лучшего. Не навязать, не продать, не