Ледяной Скипетр - Алексей Велесов

Буран прыгнул с полки, на которой он сидел.

Его крылья раскрылись, и в комнате вдруг появился ветер, ветер степей, ветер, который нёс запах далёких полей, запах свободы, запах того мира, который Айгуль потеряла.

— Айгуль, — сказал Буран, и его голос был голосом древнего ворона, голосом того, кто видел рождение и смерть империи. — Буран здесь. Я приносил весть твоему отцу. Я буду приносить весть тебе. Во мне течёт магия степей, магия, которая может помочь вам.

Айгуль посмотрела на ворона.

— Буран? — спросила она. — Ворон, который поёт на краю ночи?

— Тот самый, — ответил Буран, и в его голосе было что-то, похожее на улыбку. — Я пришёл помочь вам найти третий путь. Потому что третий путь — это единственный путь, который может спасти как север, так и юг. Единственный путь, который может спасти Россию и степи.

Айгуль медленно встала.

Её движение было слабым, как движение того, кто долго лежал и теперь пытается вспомнить, как двигаться. Но в её движении была решимость, была воля, была та сила, которая не может быть убита холодом, которая может гореть даже в самом ледяном сердце.

Она подошла к ледяной решётке, которая отделяла её камеру от соседнего коридора.

Елена поняла.

Подошла к ней и встала с другой стороны решётки.

Между ними было расстояние в несколько сантиметров. Между ними был лёд, который был твёрже стали, который был холоднее смерти, который держал их разделёнными, как держал разделёнными весь мир на север и юг, на лёд и огонь, на Россию и степи.

Айгуль протянула руку через решётку.

И когда её пальцы коснулись льда, произошло магическое землетрясение.

Лёд на решётке вдруг начал светиться не синим, а оранжевым светом, светом огня, светом степей. Холод вдруг начал танцевать с теплом, начал балансировать, начал создавать третье.

— Если ты поможешь мне, — сказала Айгуль, и её голос был очень тихим, но очень ясен, голос, который проникал сквозь лёд, голос, который был сильнее холода, голос, который был голосом той, кто готов рисковать всем, — если ты поможешь мне освободить юг, если ты найдёшь третий путь, который позволит моему народу жить, то я помогу тебе.

Айгуль сделала паузу, позволяя Елене понять, что она собирается сказать.

— Я помогу тебе освободить север, — продолжала Айгуль. — Я помогу тебе спасти Данилу. Я помогу тебе пройти через цепи Скипетра. Потому что я знаю магию огня, магию степей, магию, которая может противостоять холоду, которая может его уравновесить. Я знаю её так же хорошо, как ты знаешь магию льда.

Айгуль посмотрела прямо в глаза Елене.

— Но, — сказала она, и её голос стал ещё тверже, ещё более решительным, ещё более смертоносным, ещё более полным решимости, — мы не будем сражаться ни за королевскую власть, ни за королеву. Мы не будем сражаться за трон. Мы будем сражаться против тронов. Не лёд против огня. Не русские против кочевников. Лёд и огонь — против тронов. Вместе.

Елена протянула руку через решётку.

И когда их руки встретились, когда пальцы Елены коснулись пальцев Айгуль, холод решётки вдруг не смог больше держать их разделёнными. Рука Айгуль прошла сквозь лёд, как если бы он был туманом, как если бы он был просто иллюзией, как если бы лёд признал, что его власть над ними закончилась, что есть сила, которая больше его.

Когда их руки соединились, произошло землетрясение.

Не на земле. В магии.

Магия Кремля вздрогнула. Магия земли вздрогнула. Магия Скипетра, лежащего глубоко под ними, в самом сердце земли, вздрогнула и начала пробуждаться.

В их руках вспыхнул свет.

Свет, который был не синий, не оранжевый, а серебристый, свет третьего пути, свет, который был комбинацией огня и льда, который был гармонией, которая была невозможна, но которая существовала, потому что две женщины верили в неё.

Стены камеры начали светиться этим серебристым светом.

Холод и огонь переплетались в воздухе, как танцующие партнёры, которые нашли друг друга после столетий разделения.

В момент, когда две женщины, кочевница и русская, враги, которые могли бы быть врагами вечно, соединили руки, произошло то, что было предначертано в самой ткани мира.

Лёд и огонь стали единым.

И это единство было мощнее, чем любой трон, мощнее, чем любая королева, мощнее, чем любая магия, которая была создана людьми, которая была куплена кровью и холодом.

Домовой издал звук, похожий на рыдание, как если бы он плакал от радости, от того, что видел это, что видел момент, когда два врага стали одним.

Буран расправил крылья и громко каркнул, звук, который раздался по всему подземелью, звук, который услышали даже на площади Кремля, где Данила ждал смерти.

— Прежде чем мы спустимся к Скипетру, — сказала Елена, — мы должны дать клятву.

Айгуль кивнула.

— Клятву, которая скрепит наш союз, — продолжала Елена. — Клятву, которая никогда не сможет быть нарушена, потому что она будет написана кровью, написана магией, написана самой тканью мира.

Елена достала нож.

Небольшой нож, серебряный, с рукояткой, обёрнутой кожей. На клинке были вырезаны древние символы, символы волхвов, символы магии, символы той давней эпохи, когда люди ещё понимали, что такое честь.

— Я клянусь, — сказала Елена, делая маленький надрез на своей ладони, — что я не отступлю. Что я не предам. Что я буду сражаться до конца, до момента, когда третий путь либо восторжествует, либо я упаду мёртвая.

Кровь Елены капала на пол камеры.

И там, где падала её кровь, начинал расти лёд, красивый, холодный, твёрдый лёд, лёд, который был окрашен её верностью.

Айгуль взяла нож и сделала то же самое.

— Я клянусь, — сказала она, и её голос был голосом всех кочевников, голосом всех тех, кто был убит, голосом её брата, который жил в её крови, — что я не отступлю. Что я не предам. Что я буду сражаться до конца, до момента, когда справедливость будет сделана или я упаду мёртвая рядом с тобой.

Кровь Айгуль капала на пол камеры.

И там, где падала её кровь, начинал разгораться огонь, оранжевый, горячий, живой огонь, огонь, который был окрашен её верностью.

Когда их две капли крови встретились на полу, произошло то, что было невозможным.

Кровь Елены и кровь Айгуль смешались, и из этого смешения родился новый огонь, новый холод, третий свет, который был комбинацией обоих.

Домовой поднял руки, и стены камеры начали светиться этим смешанным светом.

Буран взлетел выше и издал боевой клич, клич, который был криком всей