Моя первая ночь с бароном. Я стану (не) первой 18+ - Арий Родович

— Пусть будет так, — прошептала я самой себе. — Я впущу его туда.

И медленно начала опускаться, чувствуя, как больно и тесно встречает меня тело, но в то же время жар обволакивает каждое движение.

Он словно прочитал мои мысли. Его ладонь легла мне на бедро, удерживая мягко, но уверенно, а другая рука медленно скользнула ниже. Я вздрогнула, когда тёплые пальцы коснулись там, где мне было особенно тесно. Осторожно, неторопливо, он ввёл один палец, позволяя телу привыкнуть. Я затаила дыхание — и поняла, что всё не так страшно, как я ожидала. Боль отступала, оставляя место дрожащему жару.

Он двигался в моём ритме, подстраиваясь под каждый вздох, под каждое моё движение. Я не сдержала тихого стона, когда его палец чуть глубже раздвинул мышцы. Тело слушалось его, и вместе с тем — слушалось меня.

Вторая его рука гладила мою кожу, то по спине, то по талии, словно успокаивая и наполняя уверенностью. Я чувствовала себя в его руках одновременно слабой и сильной: слабой перед его властью и сильной от того, что именно он помогал мне пройти сквозь эту боль к удовольствию.

Он ввёл второй палец, и я всхлипнула от новой волны жара и тесноты. Мышцы дрогнули, но я чувствовала — тело поддаётся, открывается. Ещё миг — и он мягко, но решительно опрокинул меня вперёд. Я оказалась на коленях, упершись руками в подушки. Сердце билось в ушах, дыхание сбивалось, и я знала — сейчас всё изменится.

Тёплые ладони легли мне на талию, его дыхание коснулось спины, и он вошёл. Осторожно, миллиметр за миллиметром, позволяя привыкнуть. Боль и стеснение отступали, уступая место томному удовольствию. Я зажмурилась и скользнула рукой вниз, к своим лепесткам, дразня бусинку, чтобы помочь телу принять его быстрее.

Он двигался медленно, каждый шаг внутрь — как завоевание, осторожное и нежное. Но вскоре я сама начала искать его глубже, быстрее. Бёдра сами подрагивали, подталкивая его, и он понял. Ритм ускорился, движения стали смелее.

Стыд растворился, оставив только жар, только ощущение его внутри и мои пальцы, ласкающие цветок. Волна накатила внезапно — сильная, лишающая дыхания. Я вскрикнула, дрожа всем телом, и ощутила, как он тоже достиг кульминации, прижимая меня к себе. Мы кончили почти одновременно, сливаясь в одном ритме, в одном вздохе.

Я почувствовала, как он просыпается по‑настоящему. Не телом — силой. Его руки легли на мои бёдра неуверенно — и тут же уверенно, словно вспоминали забытое движение. Волна пошла навстречу, ритм сменился, стал глубже, медленнее, требовательнее. Эхо загудело — не громко, внутри костей, как у каменной чаши. Я схватила его ладони, переплела пальцы — и в этом переплетении вдруг ощутила, как энергия собирается у меня под рёбрами и уходит к нему, а его — возвращается ко мне, теплее, чем раньше.

— Я, — сказала я ему в губы. — Не она. Я. Запомни это.

Он ответил не словом — движением, и мир съёжился до двух точек: его свет и моя тьма, его сила и моя плавность. Волна шла, и я наконец позволила ей взять меня целиком.

Он тяжело выдохнул и обмяк, навалившись на меня всем телом, всё ещё оставаясь внутри. Его вес прижал меня к подушкам, дыхание жгло кожу, а сердце билось так громко, что я слышала его сквозь спину. Я осторожно повернулась, стараясь не разбудить, и медленно выбралась из-под него. Он уже проваливался в сон — измотанный, беззащитный, и от этого казался ещё роднее.

Я уложила его на кровать, поправила простынь и задержала взгляд на его лице. Чуть дрожащими руками натянула на него трусы — и направилась в душ. Горячая вода смывала следы, и вместе с усталостью пришло странное осознание: внутри всё изменилось. Эхо словно отозвалось, переплелось с моим, добавив сил и глубины. Я чувствовала себя иначе. Сильнее.

Вернувшись в комнату, я остановилась у изголовья. Он лежал спокойно, дыхание ровное, лицо — почти мальчишеское, без тени напряжения. Такой беззащитный, каким его вряд ли кто-то ещё увидит. Сердце сжалось, и я невольно улыбнулась.

Я тихо скользнула рядом, прижалась к его плечу, обняла, словно боясь потерять. Сил больше не оставалось.

Но сон не пришёл сразу.

Я лежала рядом, слушала его дыхание и чувствовала, как внутри меня всё иначе. Не только тело — душа. Будто Эхо отозвалось на то, что мы сделали. Оно текло в груди, согревало изнутри, переплеталось с моим — не чужое, не отдельное, а общее.

Я осторожно провела ладонью по животу. Там ещё пульсировала слабая боль, но в ней было больше силы, чем страха. Мне казалось, что каждая клеточка наполнилась чем-то новым. Как будто я перестала быть только воином. Как будто я стала женщиной — по-настоящему.

Перед глазами всплыли воспоминания: двенадцать лет, уродство в зеркале, насмешки, взгляды, холодное «она испорчена». Всё это теперь казалось чужим, как сон, который больше не может причинить вреда. Я улыбнулась — впервые без страха, без оглядки.

Я повернулась к нему ближе и вдохнула запах его кожи. Тёплый, свой.

И вдруг поняла: теперь я никогда не позволю никому отнять у меня это чувство. Ни Ольге, ни другим. Я стану такой, чтобы он всегда видел во мне женщину. Чтобы его глаза находили только меня.

И, может быть, впервые за все эти годы, мне стало легко. Не как после победы в бою — а как после долгого пути домой.

Перед тем как провалиться в темноту, я успела уловить мой запах белья и флакона — тот, что он запомнит. И тихую, едва слышную мысль: «Теперь коплю не на монстров. На нас».Кажется, впервые за много лет у меня появилась глупая мечта: чтобы утро он узнал меня с закрытыми глазами — по шагу, по запаху, по тому, как я кладу ему ладонь на грудь. И чтобы это знание было сильнее любого ритуала.

Только тогда сон накрыл меня окончательно — спокойный, тёплый, без кошмаров.