Разреши любить - Анна Джейн
Пострадало лицо?..
Я никогда не считала себя прекрасной или страшной - скорее, средней. Обычной симпатичной девушкой. Со своими достоинствами и недостатками. И когда услышала о том, что пострадало лицо, мне стало... Нет, не страшно. Скорее, смешно. Я просто не поверила в это. Нет, не может быть и точка.
Зато память вдруг подсунула новый фрагмент - Стаса, который ударил меня, говорил странные вещи, а потом потащил куда-то. Он упомянул маму.
- А мама? Где моя мама? - спросила я в панике, которая подобралась к самому горлу и теперь душила, заставляя задыхаться.
- Вашей мамы здесь нет, - ответила медсестра спокойно.
- А монстр? Он умер? Или тоже здесь?
- Все хорошо, Владислава. Все хорошо. Никаких монстров нет.
- Почему... Почему вы так меня называете?.. Я не Владислава. Меня зовут Ярослава. А мама? Где мама? Ну скажите, где моя мама!
У меня началась истерика, я хрипло кричала, надрывая связки, билась, забыв, что связана по рукам и ногам и никуда не смогу вырваться.
Сердце горело огнем, и я по очереди звала маму и Игната.
Послышались торопливые шаги - кажется, в палату вбежали еще несколько человек. Мужской голос уверенно скомандовал:
- Быстро вколите... - Только вот что вколоть, я так и не расслышала из-за собственных криков и стучащего в ушах пульса, который перерос в шум волн.
Наверное, они что-то сделали со мной. Потому что спустя несколько секунд я отключилась. Но провалилась не в пустоту, а во тьму, по которой плыла, словно в черной воде, касаясь руками песчаного дна. Я не жила, а существовала. Иногда я выныривала, чувствовала, слышала что-то и даже видела - наверное, с глаз сняли повязку. Я пребывала в ощущении нереальности, и в редкие моменты осознанности понимала, что со мной что-то не так. Наверное, меня чем-то накачивали. Какими-то специальными препаратами или наркотиками. Зачем - я не понимала. Просто плыла, не живая и не мертвая.
Не человек, а белый шум.
Глава 3. Заложница
Не знаю, сколько прошло времени. День, два, а может быть, неделя. Но в какой-то момент я просто открыла глаза и поняла, что могу видеть. И двигаться тоже могу, хотя получается это с трудом.
Я находилась в палате с персиковыми стенами.
Лежала в кровати на спине, вытянув руки вдоль тела, больше не привязанная. Было тепло и пахло не лекарствами, а чистотой и нотками жасмина. Через горизонтальные жалюзи на одну из стен падало медное солнце, и я смотрела на тень, думая - как же это красиво.
Появилась странная иллюзия безопасности, а в голове вдруг возникла не менее странная мысль: я так рада, что еще раз смогла увидеть закат. Я не потеряла зрение, я все еще вижу. И могу шевелить руками. И ногой - правда, лишь правой. Левая в гипсе. Лицо все так же в бинтах, оно болит, но эта боль не острая, а давящая, глубокая. Сковывающая каждую мышцу.
Я очень медленно приходила в себя. Собирая воедино мысли, наблюдала за тем, как гаснет солнце за окном, а стена из медной становится серой, погружаясь в сумерки. Я вспомнила все, что случилось, но не понимала, что происходит. Где я и почему в таком состоянии? Куда делись мама, Игнат и Костя? Когда я смогу их увидеть?
Думая о них, хотелось плакать, но я не могла делать этого. Слез не было.
Когда на темной улице зажглись фонари, я поднялась с кровати. С трудом, конечно, очень медленно, кусая от напряжения губы. Медленно пошла, наступая на гипс и морщась от боли во всем теле. Я шла по стене, крохотными шагами, чувствуя, как кружится голова. Но все-таки добралась до двери. Подергала ее, но она оказалась заперта. Я дергала ее долго, упорно, но дверь так и не открылась. Я кричала, но никто не
приходил, хотя я точно знала - там, за дверью, из-под которой пробивается свет, точно есть люди.
- Откройте! Выпустите меня! Кто-нибудь!
Только крик был тихим - широко открывать рот я не могла. С моим лицом что-то происходило, но я не понимала, что. Просто касалась плотного слоя бинтов кончиками пальцев и не знала, что теперь находится под ними. Какая я. Уродливая?
- Кто-нибудь, пожалуйста! Откройте!
Никто не отвечал.
Наверное, это было отчаяние. Но не то, от которого крушишь все вокруг, а другое - от которого цепенеешь. Это отчаяние было как яд. Оно растворялось в моей крови, парализуя волю и лишая сил. Я думала о маме, о Стеше, об Игнате. Мысленно звала их и просила о помощи, только они, должно быть, меня не слышали.
Я вернулась к кровати. Посидела на ней немного. Дотянулась до стакана с водой на тумбочке рядом с кроватью. Сделала несколько глотков, облилась. Потом снова встала и с трудом направилась к окну. В голове вдруг появилась мысль распахнуть его и кричать о помощи.
Это было долго. Я никогда столько сил не тратила на то, чтобы распахнуть окошко, но когда, наконец, сделала это и почувствовала, как в палату врывается зимний ветер, дверь распахнулась.
Я повернула голову и увидела на пороге Стаса. Он зарычал и буквально бросился ко мне, с силой закрыл окно, схватил меня и швырнул на кровать, заставив застонать от боли.
- Ты чего вдумала лупа? - прошипел он, наклоняясь и беря меня за шею. - Сбежать хотела? Не получится. Поняла меня? А если вдруг вытворишь чего, я твою мать буду убивать долго и медленно. Поняла? Отвечай! Отвечай, сказал!
Он еще крепче сжал меня за шею, и я закашлялась, а перед глазами заплясали черные точки. Однако все же судорожно закивала, и Стас отпустил меня. Взял табурет, сел рядом - мерзкий, словно огромный жирный таракан. И воняющий смесью пота и дорогого резкого одеколона. Меня передернуло от отвращения.
- Что вы сделали с мамой? - выдохнула я, прижимаясь к стене.
- Пока ничего, - ухмыльнулся он. - Твоя мать у меня. Поэтому ты будешь делать все, что я тебе скажу. А если не будешь - я ее убью. Все ясно?
Я лихорадочно закивала.
- А мама?.. Что с ней? Пожалуйста,
