Апельсинки для Осинкина - Елена Валерьевна Соловьева

— Это ты правильно говоришь, — согласилась Тамара, мотнув головой. Ее круглое лицо приобрело задумчивое и слегка испуганное выражение. — Жалко девчонку, молодая совсем. Как бы какой беды не сотворила. Есть в ней что-то такое… — Тамара глубоко задумалась. — Вчера она так на тебя смотрела… Как на злейшего врага. Да и на меня заодно.

— Вчера она весь свет ненавидела из-за боли и паники, — попыталась объяснить я. — Тяжело ей пришлось. Но, думаю, сегодня ей гораздо легче. Надеюсь на это.

Тамара покивала:

— Да, навести ее, может, и одумается девчонка, не станет от малыша отказываться. Сама потом пожалеет. Локти кусать будет, да поздно. Скажи, мы все ей поможем, чем сможем. Слышала, она работы лишилась. Ну, так мы деньжат подкинем на первое время, приданое малышу соберем. Как говорится, с миру по нитке…

— Да, конечно, — пообещала я.

Вот только Глаша даже слышать о помощи отказалась. Она уже написала отказ от ребенка и после родов не взглянула на него ни разу. А увидев меня, рассердилась:

— Зачем явилась?! — рыкнула, как разъяренная тигрица. Ее глаза налились кровью, а губы сжались в тонкую бледную полосу.

— Навестить пришла, — просто пояснила я, все еще надеясь, что поведение Глаши связано с послеродовой депрессией. — Все в селе за тебя переживают. Предлагают помощь.

— Мне ничего не надо, — оборвала мою речь Глаша. — Уходи!

Я сжала кулаки так крепко, что ногти больно впились в ладони. При этом постаралась, чтобы лицо осталось невозмутимым.

— Глаша, — начала спокойным, ровным тоном, — мы, правда, хотим помочь. Может быть, стоит обратиться в полицию? На случай, если зачатие произошло без твоего желания? Может быть, тебя запугали или шантажировали? Доверься мне, прошу.

Что еще мне было предположить? Глаша не говорила, кто отец ребенка, не хотела слышать о самом малыше. Этому должно было найтись разумное объяснение.

— Не надо полиции, — отказалась Глаша. — Я большая девочка и прекрасно знаю, откуда берутся дети. Мой любимый мужчина оказался последним подонком. Но он еще поплатится за это. Все поплатятся. Не сомневайся.

С растрепанными волосами, горящими ненавистью глазами и бледными щеками Глаша напоминала сумасшедшую. И вела себя так же. Мне стало по-настоящему не по себе, и только желание помочь ей и малышу заставило остаться.

— Я понимаю, как трудно быть матерью одиночкой. Но ты сильная и умная женщина, Глаша.

— Ничего ты не понимаешь!.. — взвыла она.

А после рванула в мою сторону, выставив вперед ладони. Как будто собиралась выцарапать мне глаза или сделать что похуже. Я вовремя успела уклониться. Глаша упала и, выкрикивая проклятия, стала биться головой об пол. Это было так ужасно, что не передать словами.

— Вам лучше уйти, — попросила меня подоспевшая медсестра.

Мне ничего не оставалось, как последовать ее совету.

Я вернулась в село, сама не своя после происшествия. Не дошла до дома несколько шагов, устало опустившись на первую попавшуюся лавочку. Словно застыла, не в силах поверить в то, что только что произошло на моих глазах.

Именно такой, задумчивой и обессиленной, меня застал Андрей. Он вернулся раньше обычного и отправился встречать меня с автобуса.

— Что такое, Русалочка? — спросил он, опускаясь передо мной на корточки и заглядывая в глаза. — На тебе лица нет.

Тепло его рук, коснувшихся меня, придало уверенности. Я приподняла голову и на одном дыхании выпалила:

— Ты должен узнать обо мне кое-что… Я бракованная, Андрей. Потому не могу стать твоей женой и испортить тебе жизнь.

— Бракованная?.. — повторил он. — О чем ты говоришь, родная?

Глава 51

Андрей

Я видел, понимал, что с Русалочкой творится что-то неладное. Но не понимал причин. Думал: это я сделал что-то не так? Сказал не то? Мне все сильнее казалось, будто я чем-то обидел.

Но чем?

А ведь все началось в тот день, когда я сделал ей предложение. Именно тогда моя любимая Ариэль закрылась от меня, спряталась в своей непроницаемой раковине. Словно ушла на дно моря и залегла там. И как бы я ни старался выковырять ее оттуда, не выходило ровным счетом ничего. В какой-то момент мне в голову пришла шальная мысль, будто Ариэль тайно влюблена в другого мужчину. Но тогда она не отзывалась бы на мои ласки с такой страстью и радостью. Не позволила бы приблизиться ни к себе, ни к маленьким Апельсинкам.

Возможно, дело в ее бывшем? В отце Васи и Клары?

В поселке о нем ничего не знали. Каюсь, я наводил справки о прошлом Ариэль, но не ради удовлетворения собственных низменных интересов. Я тщетно искал способ помочь нам соединиться окончательно. Подбирал нужный ключик. Цеплялся за малейшую возможность. Уверился: дело в прошлом Ариэль. Она ни разу не была официально замужем. Возможно, сожительствовала с кем-то или просто состояла в отношениях. У меня не было цели упрекнуть ее за прошлое. Но я хотел знать, что там произошло. Почему она осталась одна с двумя детьми на руках? Куда делся отец девочек?

Конечно, существовал мизерный шанс того, что Ариэль воспользовалась донорским материалом. Это объяснило бы многое. В том числе загадочное исчезновение отца Васи и Клары. Но шанс того, что тем донором был именно я, ничтожно мал. Мне это доподлинно известно. Ни мои связи, ни деньги не помогли выяснить ничего. Впрочем, я не особенно к этому стремился. Мне было действительно все равно, что в Апельсинках нет ни капли моей крови. Эти девчонки близки мне по духу. Я бы с гордостью назвался их отцом.

Если бы Русалочка позволила.

После экстренных родов Глаши моя любимая женщина совсем сникла. А я снова не понимал, в чем причина. Видел одно: Русалочка впала в депрессию, ее что-то гнетет, и гнетет сильно. Но она не желала делиться. По каким-то причинам не рассказывала о произошедшем. Я искренне надеялся, что еще не пришло время, старался быть внимательным и заботливым, проявлять терпение и не приставать с расспросами.

Кто бы знал, как это трудно.

Насколько невыносимо видеть, что твой любимый человек страдает, а ты ничем не можешь помочь. Знал бы, как это подействует, не пустил Русалочку к этой Глаше. Странноватая девица никогда не нравилась мне. Слишком молчалива и