Ледяной Скипетр - Алексей Велесов
Тогда она вспомнила: перед смертью бабушка сжала её руку и прошептала: — Если я уйду — иди к сундуку. Под печью. Не бойся того, что там найдёшь. Ты — Ветрова. А Ветровы не боятся льда.
Елена подползла к печи. Сердце стучало так громко, что, казалось, разбудит домового. Сундук был старый, обит железом, с замком в виде двуглавого орла. Но ключа не было. Только восковая печать — с тем же орлом, покрытым инеем.
Она приложила к замку палец с перстнем — тем самым, что бабушка носила всю жизнь и надела ей перед смертью.
Воск потемнел. Зашипел. И растаял, оставив на коже ледяной отпечаток.
Крышка открылась.
Внутри лежали:
1. Свиток из тонкой оленьей кожи, исписанный чернилами, похожими на замёрзшую кровь.
2. Маленький кристалл льда, который не таял даже в ладони. Он пульсировал слабым синим светом, как сердце, бьющееся подо льдом.
3. Фотография — чёрно-белая, потрёпанная. На ней — молодая женщина в офицерской шинели с погонами, на которых вышиты снежинки. За спиной — Кремлёвская стена, но не та, что в учебниках. Эта стена была покрыта узорами изо льда, а над Спасской башней парил огромный феникс из снега.
Елена перевернула фотографию. На обороте карандашом было выведено:
«Если читаешь это — Скипетр зовёт. Не бойся. Ты — последняя из рода Ветровых. Москва ждёт.
— Мария»
Она не знала, кто эта женщина. Но в её глазах узнала своё собственное отражение.
4. Локон волос, перевязанный красной нитью. К нему прикреплена записка: «Мария Ветрова, 1943. Последняя прядь перед уходом в Сибирь».
5. Осколок зеркала — маленький, не больше ладони. Елена посмотрела в него — и вздрогнула. Потому что в отражении была не она. А женщина с седыми волосами, обуглившей ладонью и глазами, полными янтарного света.
Анна.
Отражение не двигалось. Просто смотрело. Потом — исчезло.
6. Маленькая кукла-оберег из соломы, с вышитыми глазами. На груди — руна защиты.
Елена взяла куклу в руки. Она была тёплой. Живой.
— Бабушка… что ты хотела мне сказать? — прошептала она.
В ответ — тишина.
Но вдруг из угла избы донёсся тихий шорох. Не мышь. Не ветер. Голос.
— Наконец-то взяла, — прошуршал голос. — А я уж думал, до утра ждать.
Елена вздрогнула, обернулась.
Из-за печи вылез маленький человечек — не выше колена. Тело его было сделано из тени, сухих листьев и угольков. Лица не было — только два тёплых уголька вместо глаз и рот, похожий на трещину в коре. Он пах дымом, свежеиспечённым хлебом и чем-то древним — запахом, который нельзя описать словами.
— Ты… домовой? — выдохнула Елена.
— А ты думала, кто? — ответил он, отряхивая с себя пыль. — Я живу в этой избе уже сто лет. С тех пор, как твоя прабабка родилась. Охранял очаг. Прятал носки. Пугал тараканов. Обычная работа.
Елена смотрела на него, не веря глазам.
— Ты… настоящий?
— Настоящее настоящего, — фыркнул домовой. — Вот ты, девка, ненастоящая. Учишься в городе, читаешь книжки, думаешь, что магия — это сказки. А потом приходишь сюда и удивляешься.
Он запрыгнул на стол, сел по-турецки: — Слушай внимательно. У нас мало времени. Бабушка умерла не просто так. Она держала защиту на этой избе. Теперь защита спала. И они уже идут.
— Кто? — прошептала Елена.
— Следопыты. Слуги Пламенного Хана. Они чувствуют, когда старая Хранительница умирает. И идут за новой. За тобой.
Елена побледнела: — Я не Хранительница!
— Ты — последняя из рода Ветровых. Значит, Хранительница. Хочешь ты этого или нет.
Внезапно за окном раздался скрежет — не ветер, не ветка. Звук метался по двору, как зверь, ищущий добычу. Елена задула свечу. В темноте кристалл в её руке засветился тусклым синим светом.
— Кто там? — прошептала она.
В ответ — тишина. Но на стекле окна, будто выведенное невидимым пальцем, проступили слова:
«Они уже идут. Беги, пока не поздно».
Домовой спрыгнул со стола: — Собирай вещи! Быстро!
Елена метнулась к полке, схватила старый рюкзак, сунула туда свиток, кристалл, фотографию, локон, осколок зеркала и куклу. На всякий случай — горсть соли с очага и веточку рябины с подоконника.
Перстень бабушки надела на палец — он тут же стал тёплым, как живой.
Она выскользнула через чулан на улицу. За спиной, в избе, раздался глухой удар — будто что-то тяжёлое вломилось в дверь. Не ломая, а растворяя её. Дерево зашипело, как будто его облили кипятком.
Елена побежала, не оглядываясь. Снег бил в лицо. Сердце колотилось.
По дороге ей показалось, что в лесу мелькнула тень — высокая, без лица, в чёрном плаще. Но когда она обернулась, там был только ветер.
— Не смотри! — прошипел домовой из рюкзака. — Если увидишь его лицо, он найдёт тебя везде!
Елена ускорилась.
Там, у причала, стояла старая лодка — та самая, на которой бабушка возила её за грибами по затонам. На дне лодки лежал билет на поезд. Не новый. Потрёпанный, будто его держали в кармане много лет.
Москва. Отправление — сегодня в 6 утра.
Елена не помнила, чтобы покупала его.
— Это бабушка, — сказал домовой. — Она знала, что этот день настанет. Готовилась.
Елена села в лодку. Весла сами легли ей в руки. И в тот момент, когда первый луч рассвета коснулся воды, Северная Двина вновь заговорила — тихо, печально, но ясно:
«Помни, дочь: лёд хранит память. А ты — память льда».
Лодка отчалила. За спиной изба исчезла в белой пелене, будто её и не было. А впереди, сквозь метель, уже маячили огни станции.
Москва ждала.
Но Елена не знала ещё, что ждёт её не трон — а испытание. Не корона — а выбор. И не спасение страны… а её собственное пробуждение.
А в рюкзаке, среди свитков и фотографий, тихо зашуршал невидимый домовой: — Первый следопыт уже на станции. Он не человек. Он — тень огня.
Елена сжала весло крепче.
Путь только начинался.
Глава 2. Поезд «Северный Ветер»
Елена ступила на берег у станции «Северный Утёс» под утро, когда метель начала стихать, а небо — розоветь у горизонта. Лодка, на которой она отчалила от бабушкиной избы, исчезла в тумане, будто её и не было. На причале никого не было — только старый фонарь, мерцающий тусклым светом, и дорожка, усыпанная солью («От злых духов», — прошептал домовой).
Она шла по деревянным мосткам, сжимая
