Развод. Ты всё испортил! - Аника Зарян
А может, они тоже носят маски? Может, и с ними мне не стоит быть искренней?
Господи, неужели я никогда больше не смогут верить людям?..
- Оль, она с похмелья, что ли? – шепчет Ира, когда все нормы этикета бьют тревогу, я продолжаю молчать, а девочки все еще толпятся в проеме.
Голос её звучит приглушенно. Странно, что я вообще это расслышала.
- Говорила же, надо было заранее написать. – Это уже произносит Света. – Мыы-ы, это... Пойдем, наверное, да?
Она кивает самой себе – по одному кивочку на каждый слог. А я смотрю на пакет у нее в руке, с бутылками. Одна, две, три... Интересно, если всё это выпить, станет чуть меньше болеть?
- Ксюш, ты что такая бледная, как будто умер кто-то? – Не так резво, но всё еще с улыбкой, шутит Катя, пытаясь спасти ситуацию, но, сама не понимая, попадает в цель. Поднимаю на нее глаза, и она отшатывается. – Боже, милая? Что случилось?!
Нет, я не позволю Карену забрать у меня еще и веру в людей! Отступаю за дверь, пропуская вперед моих нежданных гостей.
- Засранец, – резюмирует Оля через полчаса, когда я, устроившись на диване, заканчиваю рассказывать всё, что со мной происходило последние два месяца. Она сидит передо мной на ковре, подобрав под себя ноги, и нервно постукивает ногтем по ножке пустого винного бокала. – А я его еще нахваливала... Ксюш, ты не обижайся на мои слова, но на фоне твоего Карена мой Лерка – примитив.
Не ожидала, что исповедь так на меня подействует. Будто сбросила ношу, тяжесть которой больше не в состоянии была удерживать на плечах.
Никто не пьёт. Бутылки так и стоят на низком столике не раскупоренные рядом с пустыми хрустальными фужерами, на гранях которых отражаются блики от золотой массивной вышивки скатерти.
Которую любимая свекровь подарила нам на новоселье.
В тот день она тоже была постелена.
Странно, что она еще тут.
Странно, что я до сих пор не избавилась от нее.
Молча встаю, по одной убираю бутылки на пол, сгребаю бокалы и, обхватив их пальцами одной руки за граненые ножки, поднимаю. Стягиваю узорную ткань на пол, как ненужную тряпку. Возвращаю бокалы на голую столешницу из дорогого дубового массива. Скомкав, уношу скатерть к мусорному ведру – там ей место. Трамбую. От такого обращения нити вышивки расходятся. Одна из них цепляется за моё обручальное кольцо.
Странно, что оно еще на мне.
Странно, что я до сих пор от него не избавилась...
Тонкий золотой обод тоже летит в ведро, мелькнув на прощание бриллиантом. Самым маленьким из тех, что дарил мне муж. Но до этого момента – самым дорогим сердцу.
Прислушиваюсь к себе.
Никакого сожаления. Наоборот, чувствую облегчение.
Захлопываю дверцу.
Возвращаюсь к подругам. Сажусь на то же место.
- Карен не мой, – отвечаю наконец на повисшую в воздухе реплику. Мысль эта дается тоже, на удивление, легко.
- Понятное дело. – соглашается Оля. – Тебе засранцы не нужны.
- Мне никто не нужен, Оль. Я хочу детей вернуть домой.
Света, которая промолчала всё время, пока я рассказывала, продолжает потрясенно молчать, придвигается ближе и берет в руки мою ладонь.
- Милая, им нужно время, чтобы... – пропевает, будто терапию ведет, Катя.
Голос мягкий-мягкий, обволакивающий, а мне внезапно остро хочется схватить её за худые плечи и встряхнуть. Какое нахрен время?! Мои дети должны быть со мной, пока их папа окончательно не настроил их против меня! Не верится, что всерьез так думаю, ведь я была уверена, что он их любит так же сильно, как я. Что он не станет играть их психикой в угоду собственному эгоизму. Что никогда не будет ими клясться, если не уверен, что сдержит эту клятву.
- Кать, помолчи, а? Ты её состояние видишь? – Ира щурится и с упреком поджимает губы, а потом спрашивает у меня: – Давай, мы с тобой завтра поедем за ними? Где будут они? В школе? Заберешь с уроков. Они тебе ничего не сделают. Ты мать, имеешь право.
- А если они не захотят? – озвучиваю то, чего боюсь больше всего.
Что, если Гера и Вика больше не захотят ко мне вернуться?
- Вот если не захотят, тогда и подумаем. А пока, ноги в руки и марш!
Марш получается похоронный. Никто не двигается с места, даже Ира.
- А вообще, выходит, хрень полнейшая – эта ваша статистика. «Из четверых один...» – передразнивает она давние слова Кати.
- Фивти-фивти, девки, пожимает плечами Оля. – Тут уже как повезет...
- Кому-то повезет, – прерывает молчание Света, - а кто-то будет, как наша Ксюша, молча страдать, даже с подругами не поделится...
Она бледна, в глазах страх и какая-то обреченность. Бедная моя... Наверное, неутешительная статистика напугала и её, несмотря на то, что она уверена в верности своего Антона.
- Долгое отсутствие контакта привело к разрыву эмоциональной привязанности, поэтому она и не могла нам раскрыться. Это классич...
- Кать?.. – прерывает её Ира.
- А?
- У твоей мамы сколько таких умных детей?.. – спрашивает она, сосредоточенно сведя брови, поэтому Катя прислушивается внимательно – не сразу выявляет сарказм.
Я, Света и Оля, не сговариваясь, прыскаем, едва сдерживая смешок.
- Да ну вас... – вытягивает губы трубочкой Катя, когда до нее наконец доходит.
- Нет, ну а что она, слов нормальных не знает? Не человек, а ходячее пособие «Психология для чайников».
- Вообще-то, я и обидеться могу, – нарочито нахмурившись, бубнит Катя,
- На правду не обижаются, дорогая, – без злости отвечает Оля.
- Девочки, – с благодарностью жмусь к Свете, потому что она ближе всех сидит, но обращаюсь ко всем, - вы самые лучшие...
- А мы это и так знаем. Да, девки? – широко улыбается Оля. – Вместе хоть на разведку. Мы же так долго дружим, что даже циклы синхронизировались!
- А Ксюшу на шифровки посадим. – смеется Света. – Вон, как шифровалась.
- В разведку на каблуках не ходят, а я без каблуков не умею ходить, подмигивает Ира. – А если серьезно, наш разговор мне идею одну подал.
- Какую?.. – поворачивается к ней Катя.
- Мы, женщины,
