Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» - Марина Эльденберт

— Лева, — отмахнулась она, — я тебе что, самогонщица?

— Нет, просто я еще должен в город ехать, — ответил он и посмотрел на часы. — Жаль, не смогу дождаться, пока все соберутся. Мне надо тест проводить.

Лев устроился на работу в городе, и теперь ему приходилось часто кататься туда-сюда.

— Тест он проведет, — пробормотала бабуля, разливая морс по стаканам. — Вот лучше бы проверил, не крадет ли кто мои пироги, пока я спиной поворачиваюсь.

Я, конечно, сделала вид, что не слышу. И не жую.

— Василисонька, — обратилась ко мне бабушка, — иди-ка, милая, принеси из дома баночку варенья — того, с облепихой. Леву угостим. У него вид, как у человека, которому срочно нужна сладкая жизнь.

— Валя, я вообще-то ем по режиму, — заметил он, но не успел договорить — бабушка уже сунула ему пирожок.

— Вот тебе режим.

Он вздохнул, но взял.

— Сдаюсь.

— Мы просто не любим, когда мужчина уезжает голодный, — сказала я, улыбаясь.

Он посмотрел на меня, прищурился и сказал с легкой улыбкой:

— Елисей прав, ты у нас дипломат. Из тебя бы вышел хороший переговорщик.

— А из тебя — хороший дедушка, — не удержалась я.

Бабушка прыснула от смеха, а Лев поднял руки:

— Все, все. Я сдаюсь окончательно.

В этот момент за нашей спиной раздался голос Елисея:

— Ага, поймала, значит, бабушкиного поклонника на слове?

Я обернулась — он стоял, слегка нахмурившись, но в глазах блестел смех.

— Не ревнуй, — шутливо вскинула подбородок я. — Лев — человек серьезный, он даже кошке ничего обещать не станет, если не готов исполнить.

— Это правда, — подтвердил Лев, отступая на шаг. — И я пойду, пожалуй, пока Валентина Аркадьевна не согласилась, и мы вас, молодых не обскакали.

— Поздно, — сказала бабушка с хитрой улыбкой. — Мы уже записали тебя в списки гостей на свадьбу как мой плюс один.

Лев усмехнулся и чуть поклонился.

— Тогда до встречи, моя вторая половинка.

Когда его машина уехала, бабуля довольно сказала:

— Хороший мужчина. Может, на свадьбе его вальсировать возьму.

— Бабуля! — Я рассмеялась. — Ты ж обещала вести себя прилично!

— А что неприличного? — усмехнулась она. — Танец — это искусство. Особенно вальс, а не эти ваши обжимания-кружения.

С этими словами она забрала поднос с пирогами и ушла в шатер, оставив меня и Елисея одних на освещенной фонариками площадке.

Он подошел ко мне, на этот раз спокойно, без своих шуток, просто обнял за плечи.

— Знаешь, — сказал он тихо, — я ведь просто по приколу про этот глэмпинг сказал…

— Ничего себе, по приколу! Ты там рисовал от руки, — фыркнула я.

— Ну все равно. Это был больше бизнес-проект, чтобы от Кощеева отвязаться, а теперь… смотрю и не могу поверить, какая красота у нас получилась.

Красота и впрямь получилась красивая: в домиках уже горел свет, над фонариками кружили мотыльки, и все было готово к приему гостей.

Я прижалась к нему, чувствуя запах хвои и свежей стружки.

— Это потому что тут не проект, — ответила я. — Тут дом. И люди. И бабушка с вареньем.

— И хор «Соловейки с квашеной».

Я засмеялась.

— Куда же без «Соловеек». Но гостей пока мы так шокировать не будем…

— Начнем с рэп-баттла?

Я прикрыла лицо ладонью, а он усмехнулся.

— Все, пойдем, нам надо переодеваться.

Мы заказали себе костюмы, чтобы встречать гостей — те самые, сказочные. Завтра на открытие должен был приехать профессиональный ведущий, и в целом праздник мы поручили тем, кто это делать умеет, но вот сегодня, именно сегодня, гостей должны были встречать и провожать Василиса Прекрасная и Королевич Елисей.

Мы шли переодеваться, и я думала, что настоящее счастье — это вот такие вечера, когда рядом человек, которого ты ждала всю жизнь, и бабушка, которая делает вид, что не замечает, как вы держитесь за руки. И не только.

— Знаешь, — тихо сказала я, — я все равно волнуюсь.

— Из-за открытия?

— Из-за всего. Хочу, чтобы все получилось красиво.

— А я хочу только одного, — сказал он и наклонился ближе, — чтобы ты улыбалась.

Я улыбнулась.

— Да, — сказал Елисей, — вот так.

И наклонился, чтобы меня поцеловать.

Ночь в Лузянках всегда наступает как-то особенно — не резко, а будто медленно опускается на землю, обнимая все вокруг. Звезды высыпают одна за другой, как бисер из рассыпанного ожерелья, а луна висит над рекой, огромная, серебряная, будто специально пришла посмотреть, как тут у нас дела.

Все уже разошлись: туристы спали в своих богатырских домиках, довольные и встречей, и пирогами, и медом. Бабушка сопела у себя в спальне, даже Елисей уехал к себе — довольный тем, как все прошло, но совершенно недовольный тем, что снова надо уезжать от меня.

Я лежала в своей комнате, но сон не шел. Что-то не давало покоя: тихое волнение, тянущее под сердцем, будто ветер шептал: «Встань, выйди». Это было не беспокойство, а именно предвкушение, то самое будоражащее чувство из детства, когда чего-то очень ждешь и знаешь, что оно завтра обязательно случится.

В сказках все заканчивается на «жили они долго и счастливо», но я-то прекрасно понимала, что с этого момента как раз начинается все самое интересное. И, хотя наша свадьба, после которой обязательно прозвучали бы такие слова (если бы мы были в сказке) еще предстояла, я все равно не могла избавиться от этого вот «продолжательного» чувства.

Поэтому поднялась, набросила на плечи бабушкин старый платок и вышла. Решила прогуляться до глэмпинга: Лузянки всегда были местом безопасным — по крайней мере, пока Кощеев на них не нацелился, ну а теперь этой опасности больше не было. Гуляй не хочу. Воздух был свежим, прохладным и пах осенней травой. Луна отражалась в воде, а вдоль берега тянулся легкий туман, серебристый, живой. И там, у самого края леса, я заметила огонек.

— Только не говорите, что это леший, — пробормотала я, но все равно пошла.

Чем ближе подходила, тем яснее слышала потрескивание костра и тихое бормотание. Конечно, Степанида. Кто ж еще в полночь сидит у воды и разговаривает с ветром?

Она сидела на пеньке, в теплой шали, с кружкой в