Без обмана 9 - Seva Soth
— Что вы делаете? — доктор фон Бейм не ожидала моих действий. А я всего лишь приложил ладонь ко лбу окаменевшей девушки. Как будто собирался проверить температуру. Это и есть мое истинное намерение.
— Что вы делаете, герр Ниида? — доктор Ингрид даже позабыла, что говорить с гостями надо на английском, знания немецкого я ей не показывал.
— Удостоверяюсь, не одолела ли её простуда.
— Какой у вас необычный диалект. Как будто из средневековья, — оценила немка. Ну, ей виднее. Не знаю, каких наук она доктор. Психиатр или историк искусства. Теперь уже Акияма Момо осталась за бортом беседы.
— Учился по старинным фолиантам, — соврал я.
— И всё-таки, что вы делаете? Для чего прикоснулись ко лбу?
— Испытую отделку поверхности. Воспроизвести строение кожи так, дабы персты ощущали её как живую — сие воистину есть высочайшее мастерство ваятеля. Верую, что сам Цукино Тенкай сподобился исполнить сей шедевр. Фрау фон Бейм, сие искусство обязано вернуться в Японию.
— Вы разговариваете очень странно. Как я уже сказала фрау Акияме, фонды музея Принцхорна не продаются.
— Отнюдь не предлагаю вести торг оными. Позвольте договориться о временной мене. Сию скульптуру выставим мы в Токио, с указанием принадлежности музею вашему. К вам же отправятся… ну… положим, полотна Кэки Гато. Они всецело подпадают под определение «искусства безумцев» и более пристойны стенам вашим, нежели сия невероятно жизнеподобная работа.
— Ниида-сан, о чем вы говорите, — окликнула Момо-тян, — почему не на английском?
— Я предложил обмен экспозициями. Эта девушка на картины Кэки Гато. Дайте им рекламу, если фрау спросит.
Я получил передышку, пока женщины снова перешли на английский. Еще раз «измерил температуру». Возможно, имеет место самообман, но я как будто бы почувствовал разницу в пару градусов, описанную в журналах Аненербе. А если… достал из рюкзака детектор оборотней и включил. Теоретически, колебания одической силы сохраняются всего несколько дней после смены облика, но что, если это справедливо только для человеческой ипостаси? Лампочка на приборе начала моргать.
— Да что вы такое делаете? Что это такое? — мои манипуляции не остались незамеченными Ингрид-сан.
— Обличитель незримых лучей, — соврал я, — али не ведаете того, что Цукино Тенкай, ваятель сего изваяния, по всей вероятности, погиб в Хиросиме во время большого взрыва? Нет, не пугайтесь, число лучей ниже опасной меры.
— Подобные проверки нужно согласовывать! — недовольно воскликнула крупная женщина.
— Простите во имя Господа за самовольство. Но ныне я всецело удостоверился в происхождении сей работы. Где еще изваяние могло вобрать в себя эманации?
И снова несколько минут разговоров на английском, сопровождаемых демонстрацией картин Кэки Гато на смартфоне. По его окончанию Акияма заулыбалась, но как-то очень смущенно.
— Ниида-сан, доктор фон Бейм предварительно одобрила обмен, хотя финальное решение не за ней, но… по ее оценке, Кэки Гато — человек с глубоким диссоциативным расстройством личности. Его искусство — это отчаянная попытка его подсознания показать свой собственный раскол. Этот художник страдает от невыносимого чувства внутренней пустоты. Ингрид-сан выразила надежду, что Кэки-сенсей получает всю необходимую медицинскую помощь.
Не сказать, что прямо-таки тревожная новость. Я не сумасшедший и никакого расстройства у меня нет. Однако объединение памяти двух жизней, пусть и с огромным преобладанием меня нынешнего, не могло не оставить уж совсем никаких следов.
— Я просто очень сильно старался подражать Цукино-сенсею. Если вам так будет спокойнее, принесу вам справку от врача, — вот же я обманщик! Ни к какому психиатру я не собираюсь. А бумагу, если все же попросит, подделаю. Доктор Ямада, тот, что тануки, наверняка любой бланк выпишет.
Выбрались из подвала, заработала мобильная связь, поступил телефонный звонок.
— Got mit dir, — поздоровался я на старонемецком. Если уж получил нечаянное знание устаревшего языка, то почему бы и не начать извлекать из него пользу.
— Ниида, вы что, знаете немецкий? — удивилась Хикару-тян. — Мы с Амано-саном слегка завязли в архиве и я вас не смогла встретить. Извините.
— Ничего страшного, Хошино-сан. Спешу вас обрадовать — Акияма Момо договорилась о транспортировке одной из скульптур в Японию, в обмен на выставку картин Кэки Гато, — сама Момо увлеченно болтала с немкой на английском, и если не обладает лисьим слухом, то точно не сможет подслушать мой разговор.
— Значит, два успеха в один день! Мы с Амано-саном сегодня нашли еще одну, потому и не приехали к аэропорту. Хидео-сан ведь рассказал вам, чем важна наша миссия?
— Да, я в курсе, что это за статуи. Вы только нашли или…
— Или! — торжествовала лисица. — Я убедила коллекционера продать ее мне. Это каменная лиса. Осталась только вторая девушка. И еще Амано наткнулся на след кое-каких документов, но в это вам уже точно влезать не стоит. Сообщу о них Хидео-сану, когда будут подвижки.
На этом обязательная программа нашего посещения Гейдельберга была закрыта, оставалось дождаться результатов расследования герра Шварцкопфа. Я так и не определился, кем его считать. Есть в низкорослом антикваре нечто такое необычное, тёмное, пробирающее до глубины души. Что-то, нашептывающее «не пытайся хитрить». Возможно, причина в том, что мне пока ни разу не удалось поймать его на несоответствии скрытого и выставляемого напоказ.
До вечера мы еще много где бродили по «немецкому Кофу», как я обозвал про себя город. Сняли номера в маленьком отеле в Старом Городе. Наконец, уже ближе к сумеркам Мари-тян созвонилась с антикваром, чтобы уточнить, готова ли информация.
— Дядь, герр Шварцкопф сказал, чтобы ты приходил один. Он что-то нашел, но говорить будет только с тобой. Это странно, но лучше послушайся, ему не принято перечить.
— Макото, он страшный, поосторожнее, пожалуйста, — попросила Мияби.
Поцеловал супругу, коротко поклонился всем остальным и отправился в гости к тезке производителя косметики.
— Герр Ниида, как рад, что вы прислушались к просьбе прийти одному. Желаете кофе? — с наступлением темноты в квартире-музее зажглось электрическое освещение, за счет чего обстановка сделалась еще красочнее. Хрустальные люстры под потолком сверкали так, будто в них вставлены настоящие алмазы восхитительно больших размеров.
— Не откажусь.
Кухня, куда меня пригласили, выглядела похожей на лабораторию средневекового алхимика. Никаких шкафчиков, привычных современному человеку, зато на виду множество пузырьков и баночек со специями, от некоторых пахнет
