Бывшие. Тайная дочь от босса - Саяна Горская
Пока не поговорю с ней.
Точка!
Хоть месяц, хоть год, хоть всю оставшуюся жизнь я…
Поднимаю взгляд.
Алиса…
С тяжелым пакетом в руках.
Мои глаза стремятся вывалиться из орбит.
Встаю.
Мальчишка в чёрно-белом комбинезончике спотыкается и падает прямо у моих ног.
Рефлекторно подхватываю его, возвращая в вертикальное положение.
Алиса поджимает губы, пряча улыбку. Щурится.
– Куравин, что это ты здесь делаешь?
Тоже поджимаю губы, но лишь для того, чтобы не заорать от счастья.
– А я тут…пингвинов, кажется…поднимаю.
Алиса смеётся, и рыжая прядь, упавшая на её щёку, подпрыгивает резвой пружинкой.
– Дурачок ты, Максим.
– Алис, я знаю, ты слышала мой разговор с отцом.
– Слышала, но…
– Я хочу быть с тобой. И с Лёлей. Я не хочу, чтобы ты улетала во Францию. И ни одна другая женщина мне не нужна.
Резко подаюсь вперёд, сжимая Алису в своих объятиях.
Втягиваю жадно запах её волос.
Настоящая, живая. Здесь! Никуда не улетела!
– Куравин, яйца! – Пищит Алиса.
– Ты права, – крепче прижимаю её к себе. – Мне давно нужно было взять яйца в кулак и набраться смелости, чтобы поговорить.
– Максим, яйца в пакете! – Алиса звонко смеётся. – Раздавишь!
– А-а-а… – отпускаю её, слегка смущённый. Отбираю тяжелый пакет и сую туда нос. – Все живы. Аксёнова! Я тут в любви признаюсь, а она о яйцах переживает!
Алиса снова смеётся. И смотрит на меня с тем самым огнём в глазах, от которого мне всегда сносит крышу.
– Ну, – кусает она нижнюю губу. – Я же пирог тебе собралась печь.
– Какой ещё пирог?
– Примирительный, наверное. У моих родителей нет бизнеса. И даже парочки благотворительных фондов не заявлялось нигде… Зато я отлично готовлю. А ещё – я весёлая.
– И красивая, – заправляю прядь ей за ушко.
Делаю маленький шаг к Алисе, замирая почти нос к носу.
Она стоит, глядя на меня, её глаза блестят. Я не могу понять, от чего – от эмоций или от света фонарей.
– Я люблю тебя, Аксёнова.
Алиса открывает рот, чтобы что-то сказать, но я касаюсь пальцем её губ.
– И я знаю, что Лёля моя дочь.
Глаза Алисы становятся огромными. Ресницы быстро порхают, отбрасывая на румяные щеки длинные тени.
– Я долго боялся это сказать, думал, что просто не имею права. Но я знал. Когда я увидел её впервые – она… Она будто сразу стала частью меня. Всё сошлось. Ты можешь мне не верить, но лишь с вашим появлением моя жизнь обрела смысл.
Алиса молчит.
– Я знаю, что в прошлом я сделал тебе больно. Так больно, что ты, возможно, потеряла способность мне верить. Но я хочу быть с вами. Я хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой. Слышать, как Лёля смеётся. Делать её счастливой. Делать тебя счастливой. Быть семьёй.
Алиса отворачивается.
Подбородок мелко дрожит.
– Максим, ты понимаешь, что если ты снова сделаешь нам больно… Если ты уйдёшь или подведёшь Лёлю… Я никогда тебя не прощу. Я не смогу простить. Я переживу всё что угодно. Но если ты сделаешь больно ей, я…
– А у меня нет выбора, Алис. Я без вас не смогу. И не хочу. Мне без вас пусто и плохо.
Её глаза наполняются слезами. Она утыкается лицом мне в грудь.
Плечи подрагивают.
– Максим…
Поднимаю её лицо за подбородок.
Склоняюсь.
Осторожно касаюсь губами её губ. Едва ощутимо, словно боюсь, что она исчезнет.
Но она… Она исчезает.
Её руки тянутся ко мне, обвивая шею, а я, наконец, обнимаю её так крепко, как давно хотел.
– Это только наша новая жизнь, – шепчу я, разрывая наш поцелуй лишь на миг. – Я вас больше никогда не подведу. Обещаю. Я прошу лишь одного – верь мне. Пожалуйста.
Глотая слёзы, Алиса кивает.
– Я верю…
И я снова впиваюсь в её губы, целуя Алису уже как свою женщину.
Как мать моего ребёнка и мою жену.
И мир вокруг нас растворяется…
Глава 35
Эпилог.
Год спустя.
Алиса.
Подъезжаем с Максимом к дому его родителей.
В животе у меня перекатывается такой клубок нервов, что кажется, он скоро выскочит наружу вместе с сегодняшним обедом.
Максим распахивает передо мной пассажирскую дверь и подаёт руку, помогая выбраться из машины.
Снег скрипит под ногами, мороз щиплет щеки, а мы продолжаем спор, который начали ещё дома. Препираемся как дети с Максом на весь тихий заснеженный двор.
– Ты скажешь, – упрямо твержу я.
– Нет, Алиса, ты скажешь.
– Это твой отец, Максим. ТЫ и рассказывай!
– Но ведь ТЫ же у нас так хорошо с ним ладишь. Ты нашла с ним общий язык.
– Конечно, – шиплю. – Общий язык. Это называется терпение.
Поднимаемся на крыльцо.
– Вот! А у меня – никакого терпения.
– Куравин, не начинай!
– Куравина, у меня та же просьба, – обрывает он и щипает меня за кончик носа. – Вместе скажем.
– Хором?
– Ага. Как идиоты. Папа оценит.
Готовлю очередной аргумент, но дверь дома вдруг распахивается.
На пороге – Альбина Юрьевна. Её лицо светится теплом и радостью, как гирлянда на новогодней ёлке.
– Родные мои! – Она широко раскидывает руки в стороны. – Скорее заходите, мороз сегодня такой!
Проходим в дом.
Позволяю Максиму снять с меня пальто.
– Где Лёля? – Стряхиваю снег с волос.
Мама Максима делает заговорщическое лицо.
– Ой, она уболтала деда на кулинарные подвиги. Они на кухне, пекут имбирное печенье!
– Имбирное печенье? – Максим со скепсисом поднимает бровь. – Папа?
– Представьте себе! – Альбина Юрьевна смеётся. – Я даже завидую дару Лёли. С какой лёгкостью она из деда верёвки вьёт!
Тянемся нестройной вереницей в кухню.
Игорь Анатольевич – строгий, вечно недовольный и ворчливый, приплясывает сейчас у кухонного островка в красном фартуке с оленями. Высунув от усердия кончик языка, он раскрашивает глазурью имбирного снеговика, а Лёля с серьёзным лицом комментирует его художественные успехи.
– Нет, деда, нужно было нос оранжевым…
– Это оранжевый.
– Это красный. Ты снова всё перепутал.
– Переделывать? – Вздыхает.
– Определённо.
