Дочь друга - Мария Зайцева
На мгновение замираю, залипая на чистой нежной мордашке. И в очередной раз поражаюсь тому, что не узнал ее два месяца назад, при нашей первой встрече…
Впрочем, я никогда особо не обращал внимания на детей. А она для меня была именно ребенком.
Да и видел я ее до всех этих событий редко. Может, раза два или три, еще когда женат был и приезжал к Серовым на какие-то праздники, как партнер и друг.
С самим Серовым мы виделись часто, постоянно пересекались на обедах, в спортклубе моем он был почетным гостем, форму поддерживал. Ну, и выпивали пару раз в месяц, чисто в мужской компании. Расслаблялись. Развлекались. Наш город, хоть и большой, но не столица, круг общения довольно узкий, а мы еще и дружили.
В последние два года как-то дела развели, видел я Виктора пару раз всего, общался с его сыном Матвеем, тоже по делам.
У меня – сеть популярных спортивных центров и элитный спортклуб чисто для своих. Потому все пути так или иначе ведут ко мне.
Матвей – самбист, очень сильный боец, но, естественно, при таком отце на спорт ставку не делал, а ушел в бизнес.
Про то, что у Виктора еще и дочь имеется, я как-то и забыл…
Семьи, дети, особенно мелкие – это то, что на периферии. Не в центре внимания.
А вот теперь…
В центре.
Лиза чувствует мой взгляд, поворачивается, независимо вскидывает подбородок:
– Спасибо.
– И долго ты так фестивалить планируешь? – вздыхаю я, делая шаг к ней. Ближе.
Отсюда, с расстояния метра, я чувствую ее запах, и в голову торкает, словно от хорошей дозы никотина.
Я не курю. Иногда позволяю себе хорошие сигары или кальян, если обстановка располагает.
Но молодость была бурной, так что…
Лиза – это чистая, концентрированная молодость. Свежесть. И меня ведет от нее.
Невольно раздуваю ноздри, пытаясь втянуть побольше этого сладкого дурмана, так необходимого сейчас.
– Это ты о чем? О том, что надо было дать этим уродам? – усмехается она, – тоже считаешь, что девушка в короткой юбке сама нарывается и ищет приключений?
– Я о том, что ты ходишь без охраны и попадаешь в истории, – мой тон невыносимо нравоучительный, и от этого самому противно.
Мне хочется пожалеть ее, обнять, поцеловать. Ощутить ее в своих объятиях… Но мы уже месяц как не в тех отношениях.
Я сам все прекратил.
И это было правильным.
Вот только… Смотрю на нее – и болит внутри.
– Пф-ф-ф, – фыркает она и отворачивается, – ладно, больше не буду. И тебя не побеспокою.
– Я не об этом, Лиза! – придерживаю ее за руку, останавливая, потому что засранка уже развернулась, чтоб сбежать со ступенек и свалить в неизвестном направлении.
– А о чем? – она неуступчиво щурит на меня свои яркие глаза, и я мысленно приказываю мозгам начать работать уже, а не плавиться от этого рентгеновского излучения.
Я должен придерживаться выбранной линии поведения.
Я сделал хрень, глупость, подлость по отношению к человеку, который помог мне когда-то.
Исправить не получиться, но спустить все на минималках…
– За последний месяц я тебя два раза вытаскивал из полиции и один раз – со стойки гоу-гоу в самом паршивом клоповнике города. Чего ты добиваешься, Лиза?
– Я? – она делает шаг ко мне, становясь совсем близко, и глаза ее колдовские горят, словно у ведьмы, завораживают, – я живу своей жизнью… Как ты мне советовал, помнишь? Я – молодая, мне еще гулять, развлекаться… – ее голос все ниже, уже не голос – шепот, откровенный, от него мурашки по коже скачут. И все внутри пламенеет… Я словно в бездну проваливаюсь… – встречаться с мальчиками… – добавляет она, – моего возраста… Да, дядя Сережа? Я же все правильно делаю… Почему вы ругаетесь?
Последнюю фразу она мне в губы выдыхает… Тепло-тепло…
А я – дурак дураком… Стою и жадно вдыхаю этот сладкий нектар из ее губ…
– Я же так точно следую вашим советам… – Она добивает меня, маленькая ведьма, – я – послушная…
О, черт…
У меня провал в памяти случается, определенно, потому что следующее, что я осознаю: как мы неистово целуемся у меня в машине на заднем сиденье, прямо возле отделения полиции.
Лиза сидит на мне, юбочка задрана, мои лапы – на ее бедрах. И огонь, такой огонь по венам, дикий просто!
Ее губы еще вкуснее, чем я помнил. Еще слаще! А стоны, тихие, нежные, я их готов пить вечность, сцеловывать с ее кожи, жадно, жарко помечая собой везде!
Мне чисто атавистически нравится, что эта девочка – моя и только моя. Мне принадлежит! И хочется, чтоб это видели все! Чтоб знали! И трогать не смели!
Все в городе знают: то, что принадлежит Лазарю, трогать нельзя!
Это касается и ее, моей безумной сладкой болезни!
Ее – в первую очередь!
Я понимаю, что то, что происходит сейчас – полная потеря меня, как человека слова, как друга, как самостоятельной личности. Это распад. Разрушение.
И какое же оно вкусное, это разрушение!
Какое пленительно нежное!
Невозможно отказаться.
Невозможно остановить.
Лиза трется о меня грудью, тихо вскрикивает, шокированно распахнув измученные поцелуями губки, когда я сдираю с нее все, что мешает сейчас, злит, раздражает.
Вскрикивает и… покорно позволяет делать с собой все, что мне так хочется в эту минуту.
И эта покорность сводит с ума, заставляет звереть, быть жестким и грубым.
И Лизе это нравится, я точно знаю.
Я никогда с ней не нежничал. Даже в наш первый раз.
Мы сходим с ума в тесном пространстве машины. За тонированными стеклами – белый день. Ходят люди, гудят тачки, лают собаки…
Но этого мира нет для нас. И нас нет в нем.
Мы – полностью закуклены в нашей, одной на двоих, вселенной. И это кажется таким правильным…
Лиза
