Курьер смерти - Дарья и Алексей Домбровские
Дорога была тяжелой. Местами наст держал, но чаще Стась проваливался глубоко, иногда по самый пояс. Снег давно уже проник в сапоги и таял в голенищах, неприятно холодя ноги. Рукавицы тоже были мокрые, и руки нещадно зябли. Пару раз Стась терял шапку, но после непродолжительных поисков снова водружал ее на голову. В довершение всего на открытом пространстве сильно мело. Иногда метель ослабевала, и Стась видел манящий свет всего в паре верст от него. Темное небо уже начало бледнеть, предвещая скорый рассвет, когда снежные заряды ударили с новой силой. Колючие снежинки, большие, похожие на ледяную крупу, больно резали кожу лица, заставляя прикрывать ладонью глаза. Снежная круговерть закружила Стася, увлекла за собой и в конце концов сбила с пути.
Теплые огни пропали за снежной пеленой. Стась попробовал вернуться назад по своим же следам, но пурга уже занесла их. Стась остановился, встав спиной к ветру. Спокойно, друже, спокойно!
Он знал, что не замерзнет. Плотнее запахнул полы подбитого мехом кафтана и сел в снег. Продержаться нужно было совсем чуть-чуть. Ноги замерзли, пальцы двигались с трудом, через боль и ломоту, но рассвет был уже скоро. Бродить по кругу в пургу, напрасно теряя силы, он не хотел. Как и не мог позволить себе заснуть под убаюкивающие завывания ветра. И Стась решился. Погружение в дальнее Предвидение требует много сил, спокойствия духа и сосредоточенности. Но у замершего путника ничего этого не было. Тем не менее Стась решил рискнуть.
Он начал крутить в голове сотни раз использованные формулы, но мороз не давал ему возможности собраться. За многие годы практики Стась смог из чисто интуитивного, неосознанного чутья перейти к настоящему Дару. Наставил его на этот путь старый влах из Сербии. Но не любил Стась этот свой Дар, хотя и не раз и не два спасал он его и товарищей в боях и сражениях. Ему, как христианину, пусть и перекрещенному из католиков в схизматики, не по душе были эти языческие заклинания, с помощью которых он вызывал настоящее Предчувствие. Но именно благодаря этим магическим формулам он мог по-настоящему увидеть, что будет вокруг него. Этим Даром мало кто обладал не только в Московском государстве, но и на Литве, и в Речи Посполитой. Но оставь он свой Дар на уровне чутья – жил бы он спокойно и счастливо. Правда, может быть, недолго. Зато Гиена Огненная грозила бы ему за другие грехи, а не за колдовство и чаровнитство.
И вот сейчас, под завывания вьюги, Стась попытался заглянуть в свое будущее. Но словно кто-то невидимый колол его морозной иглой, сбивая с ритма и отвлекая от главного. Вначале Стась подумал, что ему это показалось, но через пару минут убедился, что кто-то действительно пытается ему помешать. Стоило ему приблизиться, почувствовать тонкую нить будущего, как ледяные иглы буквально пронзали все его тело. Но стоило Стасю прекратить, как его тут же оставляли в покое. Метель ослабла, а потом и вовсе прекратилась. Стась поднялся, тщательно и обстоятельно отряхнулся от снега и попытался сориентироваться. Рядом был небольшой пригорок, и мужчина направился к нему, периодически проваливаясь почти по пояс. Наконец он оказался на вершине и огляделся. Ковель был совсем рядом. В лунном свете Стась отчетливо видел городские валы, увенчанные заостренными кольями, крыши посадских домов, отливающие серебром кресты церквей и теряющийся в темноте размытый силуэт замка. Стась уже выдохнул с облегчением, но за его спиной отчетливо раздался волчий вой. Совсем недалеко!
Стась оглянулся. Волчья стая широким кругом обходила холм, отрезая ему путь к городу. Волки шли не торопясь, осторожно, но в то же время уверенно, как опытные загонщики, обкладывая его, словно загнанного зверя. В свете луны их темная шерсть искрилась так, что хищники казались отлитыми из серебра. Серебряные волки. Неожиданное Предчувствие кольнуло сердце. Это не лунный свет играет на волчьей шкуре – это действительно серебряные волки. Оборотни-волколаки. И нет никому от них спасения.
Не зря говорили, что не простой этот Курбский. Не просто так волынские магнаты лаялись с ним за клочки земли, но ни один из них не рискнул даже близко подступиться к принадлежащему изгнаннику Ковелю или его дворцу в Миляновичах. Ни один. Ни Чарторыйский, ни даже всесильный в этих землях Вишневецкий. Значит, не просто так болтали, что изменщик свободно владел полузабытым древним языком, общим когда-то для славян, на котором теперь только колдуны творили свои заклинания. Вот такие, значит, стражники охраняют княжеские владения!
Стась еще раз бросил взгляд на волков. Круг почти замкнулся. Хищники оставили ему проход в сторону леса, но не нужно было быть Предвидцем, чтобы понять, что это ловушка. Значит, боятся, значит, не уверены серебристые волки в своей победе! Но тут же холодная мысль обожгла его, и он со всей очевидностью понял, что не быть ему в этом бою победителем. Стась достал саблю, воткнул ее в снег так, чтобы она торчала крестообразным перекрестьем вверх. Встал на колени и коротко помолился. Наверное, так молились мечу его предки-сарматы или христианские рыцари перед смертельной битвой. Вынул саблю из снега и поцеловал, прилипая губами к холодному металлу с выгравированным на лезвии образом Девы Марии. Сталь была холодна, и Стась еле оторвал губы, оставив на образе следы своей крови.
– Молись за наш грешных сейчас и в час смерти нашей! Аминь!
Только вот для Стася «сейчас» и «час смерти» слились воедино на этом заснеженном поле. Не поднимаясь, он достал из-за пазухи натруску с сухим порохом и зарядил пистоли. Отряхнулся от снега, затянул потуже пояс кафтана, надвинул шапку поглубже, выдохнул:
– С Богом!
Перехватил поудобнее рукоять сабли и пошел навстречу неизбежному.
Первого волка он остановил выстрелом из пистоля, прямо в оскаленную зубастую пасть. Второго, проскочившего сбоку, рубанул саблей, отрезав одним ударом обе передние лапы. Волк коротко взвизгнул от боли и… исчез. Как будто его и не было…
Стась в растерянности бросил взгляд на того волка, в которого он стрелял. И его трупа не было, хотя Стась отчетливо видел, как выпущенная почти в упор пуля разворотила ему морду! Пока происходящее пробовало уложиться в голове, Предвидение никуда не делось и продолжало
