Разреши любить - Анна Джейн
Когда я проснулась, было уже темно, и рядом со мной сидела чья-то фигура. Я не сразу поняла, что это Стас, устроившийся на стуле с каким-то журнальчиком в руке. Увидев, что я пришла в себя, он заулыбался.
- Очнулась, спящая красавица? Ну давай, рассказывай, как прошло? Как тебе новый папочка? Впечатлил?
- Впечатлил, - ответила я тихо. Горло было пересохшее.
- Мы уже разговор с ним имели. Понравилась ты папаше. Говорит, молчаливая, стеснительная. Думал, ты дикарка, а нет - нормальная.
Стас был довольным. Аж лоснился от счастья.
- Он хочет забрать меня, - прошептала я.
- Все правильно. Поедешь с ним и будешь играть роль его дочурки, - закивал этот подонок. - Если хочешь мне возразить, я на всякий случай напомню про твою маму. Она у меня. Но раз ты хорошо себя вела, я начну лечение. Дорогое лечение, но раз ты помогаешь мне, я буду помогать тебе. Баш на баш. Справедливо, да?
Этот урод и слово «справедливость» были совершенно несовместимы, но я промолчала. Сил на то, чтобы спорить с ним, не было.
- Отправишься с Вальзером, и чем ближе ты к нему будешь, тем ближе к нему буду я, - сказал загадочную фразу Стас.
- Вы не боитесь? - спросила я.
- Чего?
- Что он узнает правду.
Стас некоторым
- Это ты бойся, лапа. Если Вальзер правду узнает, тебя первую порешает. Теперь ты в игре. Хода назад нет. Да и не позволю я тебе назад пойти. Тебя похоронили, так и ты сама себя похорони.
Перед глазами появилось то самое фото с нашими могилами, которое Стас показывал мне. Стало жутко. Но все, что мне оставалось - действительно себя похоронить. Навсегда.
На следующий день меня выписывали - с предписанием, что еще несколько раз мне придется приехать в клинику. У меня не было вещей, но Стас привез мне рюкзак, который принадлежал Владе, и одежду: джинсы, футболку, куртку, белье. Все брендовое, дорогое. Перед тем, как покинуть клинику, меня напоследок отвели в смотровой кабинет, и когда закончили, я вдруг спросила:
- А что с Дарьей? - спросила я
Доктора переглянулись. В их глазах появился страх, и я почувствовала неладное.
- Пожалуйста, скажите, что с Дарьей? - повторила я. - Мне важно знать.
- Умерла она. Сердечный приступ, - неохотно ответил один из докторов.
- А с сыном ее? - выдохнула я испуганно.
Клиника выделила деньги на его лечение. В знак помощи семье, - скупо ответил второй доктор. - Владислава, вам пора, вас ждут. Не смеем задерживать.
Мне ничего не оставалось, как уйти. Чувство вины давило с такой силой, что я едва передвигалась. Медсестра погибла из-за меня.
Как мне с этим теперь жить?
«Не жить, а существовать», - поправил внутренний голос.
Вальзер вместе со Стасом и какими-то крепкими парнями встретил меня в холле. Снова осмотрел с ног до головы, будто бы проверяя, точно ли я - его дочь. После чего молча проводил меня до машины и даже открыл передо мной дверцу. Прежде чем сесть в огромный черный автомобиль, я оглянулась - по иронии судьбы, клиника, в которой меня заперли, находилась всего лишь в нескольких кварталах от нашей с мамой квартиры. Наверное, в моих глазах появилось такое отчаяние, что Стас занервничал. Он незаметно достал из кармана телефон и потряс им, явно намекая на видео с мамой.
Я хотела ненавидеть его в это мгновение, но для ненависти не было сил. Сломанные куклы не способны бороться.
Я села в салон автомобиля, Вальзер занял место рядом со мной, и мы поехали в аэропорт. За моей спиной оставалась вся моя жизнь. Все мои
мечты, стремления и цели. Моя любовь.
«Прости, что сделала больно, Игнат. Надеюсь, ты будешь счастлив».
Глава 17. Чужая мать
- Перед аэропортом заедем кое-куда, - сказал неожиданно Вальзер, и я кивнула.
Я до последнего не знала, куда он решил заглянуть. Снова появились мысли, что он все понял и везет меня убивать. Но было так безразлично, что я просто смотрела в окно на знакомые улицы, на которых почти не осталось снега. Началась весна, и вместо снега на дорогах и тротуарах виднелась грязь, подмерзшая за ночь.
Мы оказались в одном из отдаленных районов, где за унылыми жилыми домами приютилось несколько старых корпусов с серыми окнами.
«Психоневрологический интернат», - значилось на блеклой табличке, что висела над входом в один из них. Я вошла внутрь следом за Вальзером и одним из его охранников. Внутри нас уже встречал мужчина в клетчатом свитере - он оказался директором. Он поздоровался со мной, назвав по имени, из чего я сделала вывод, что Владу он видел и не заподозрил подмены, хотя, вероятно, удивился сменой имиджа. Затем пожал Вальзеру руку, нервно поблагодарил за оказанную помощь и повел на второй этаж. Встречающиеся нам на пути постояльцы интерната с любопытством поглядывали на нас. Среди них были как пожилые, так и совсем молодые люди. Кто-то улыбался, кто-то махал руками, кто-то даже стал подзывать к себе жестами.
Мне стало не по себе. Нет, здесь не было слышно чьих-то ужасных криков, плача и безумного смеха, как часто показывают в фильмах, когда речь идет о подобных местах. Было чисто, хоть и бедно, но аккуратно. На подоконниках стояло много цветов, а на одной из стен висели рисунки - видимо, проводился какой-то конкурс. Но при этом царила тягучая меланхоличная тоска, которая поглощала остатки
моей израненной души.
Я догадалась, к кому мы идем до того, как директор пансионата распахнул дверь одной из комнат.
К матери Владиславы.
Она сидела на краю самой дальней кровати и смотрела в окно, ни на что не обращая внимания. На тумбочке рядом с ней стояла кружка с выцветшим пакетиком чая и ложкой. Женщина, должно быть, была ровесницей моей мамы, но выглядела гораздо старше. Коротко стриженные, наполовину седые волосы, тонкое сморщенное лицо с запавшими глазами, опущенные книзу уголки губ. Мешковатые штаны и широкая спортивная кофта с чужого плеча не скрывали болезненную худобу.
Мне стало жаль ее, безумно жаль. Она потеряла дочь, но еще не знала об этом. Витала где-то в своих мирах, бедная.
Рядом раздался вздох Вальзера, который явно не ожидал увидеть бывшую жену такой. Должно быть, когда-то
