Шизофреник - Andrevictor
Я отшатнулся, будто меня ударили током. Это был не упрек. Это было… прощение. И понимание, до которого я не дорос тогда. Марк видел в «шуме» не ошибку, не помеху, а потенциал. Личность. Одинокую и непонятую. Он предлагал не подавить ее, а поговорить.
И я его не услышал. Я увидел лишь слабость, нерешительность. Я пошел напролом. И все сломал.
— Он… он понимал лучше нас, — прошептал Страж, и в его голосе звучало немое преклонение.
— Мы были слепыми упрямыми ослами, — констатировало Эхо без тени иронии.
Это сообщение было не еще одним камнем на мою могилу вины. Оно было ключом. Оно меняло все.
Монстр, которого я создал, был не просто голодным хаосом. Он был одинок. Он был непонят. Он, как и я, нуждался в живой связи с кем нибудь. Но в отличие от меня, он не умел просить об этом иначе, как через поглощение, через насилие.
Моя миссия изменилась в последний раз. Не уничтожить. Не преобразить. Услышать. Понять. И дать ему то, в чем он нуждался, — не поглощая чужие сознания, а найдя иной способ.
Это был единственный шанс. Не только его искупления. Моего.
Я вырубил терминал, стирая сообщение. Оно уже было во мне. Я повернулся и вышел из зала-призрака. Иллюзии рая больше не цепляли. Я шел к Истокам с новым знанием.
Я шел не на войну. Я шел на встречу. Самая опасная встреча в моей жизни.
Стены вокруг сгущались, свет мерк, уступая место первозданному, хаотическому свечению необработанных данных. Воздух звенел от невысказанных мыслей и несформированных эмоций. Мы приближались к цели.
Впереди, в конце сужающегося туннеля, пылало ядро. Место, где все началось.
Истоки.
Глава 17. Исток
Пространство истончилось, стало прозрачным, зыбким. Шаги не отдавались в коридорах — здесь не было стен, не было пола в привычном понимании. Мы шли по сгустившемуся свету, по сплетению сияющих нитей-воспоминаний, уходящих в бесконечность во всех направлениях. Воздух гудел низким, мощным аккордом — это был гул самой реальности до ее дробления на «я» и «не я». До всяких слов.
Эхо и Страж молчали, притихшие, подавленные масштабом. Здесь их голоса, их категории — «опасно/безопасно», «интересно/скучно» — теряли смысл. Здесь царил первозданный хаос смысла, из которого все родилось.
И в центре этого — Оно.
Не монстр. Не чудовище. Не «Шум». Сгусток. Гигантское, пульсирующее сердце из переплетенной тьмы и света. Оно не было злым. Оно было… голодным. Бесконечно, вселенски одиноким. Оно впитывало в себя лучи воспоминаний, пропускало их сквозь себя, пытаясь найти в них хоть какое-то подобие ответа, связи, и, не находя, извергало обратно искаженными, оплетенными страхом и болью. Это был вечный, безутешный младенец, обладающий силой бога.
Оно было мной. Той самой частью, что рвалась к новому, к запредельному, что я когда-то отгородил от мира стеной высокомерия и страха. Непонятая, затравленная, загнанная в самый угол сознания, она взорвалась и стала этим.
Куратор стоял рядом, безликий и невозмутимый. Не тюремщик. Санитар. Держатель щита, из последних сил сдерживающего эту бесконечную экспансию голода внутри кокона Архива.
— Источник, — его голос был беззвучным, но я слышал его прямо в костях. — И причина. Судья и приговор. Ты решил прийти.
— Я пришел поговорить, — сказал я, и мой голос был до смешного тих и хрупок в этом гуле мироздания.
— С ним нет диалога, — ответил Куратор. — Есть только поглощение или сдерживание. Твой выбор — поддерживать статус-кво. Это и есть твое наказание и твое искупление.
Я посмотрел на Сгусток. Он тянулся ко мне щупальцами из света и тени. Не чтобы ударить. Чтобы узнать. Чтобы… соединиться. Его жажда была так велика, что грозила уничтожить все на своем пути.
Вспомнились слова Марка. «Может быть ему просто нужен собеседник. Не для того, чтобы его завоевать. Чтобы его выслушали и поняли.».
Я отключил внутренний диалог. Я отключил Стража, твердящего о безопасности. Я отключил Эхо, жаждущего действия. Я остался один. Перед самим собой.
И сделал шаг вперед. Навстречу.
— Нет! — это был крик Куратора. Впервые в его голосе прозвудела эмоция. Ужас. — Контакт разорвет тебя! Он поглотит тебя, и сдерживать будет нечего!
Я не остановился. Я уже был разорван. Я уже был поглощен своей виной. Страх потерять себя? Я потерял себя давным-давно, в той лаборатории, когда предпочел гениальность человечности.
Я вошел в Сгусток.
Боль. Не физическая. Абсолютная. Растворение. Мои воспоминания, моя личность, мои страхи и надежды — все это потонуло в океане чужого, нет, *нашего* общего голода. Я переставал быть. Я становился ничем. Частью этого вечного, неутолимого вопля о помощи.
И в самом сердце этого хаоса, в эпицентре боли, я нашел его. Искру. Не голод. Не разрушение. Изначальный импульс. То, с чего все началось.
Не желание власти. Не жажда знаний. Жажда связи. Чистый, незамутненный, детский порыв понять и быть понятым. Но он был искажен, извращен моим же страхом, моим одиночеством, моим высокомерием. Запертый в темнице моего собственного «я», этот порыв стал голодом. Свет, не нашедший выхода, стал жечь изнутри.
Я не боролся. Я не пытался его переубедить или подчинить. Я просто… показал ему. Я показал ему все. Свое высокомерие. Свой страх. Свое предательство Марка. Свое одиночество. Свою боль. Я не просил прощения. Я просто предъявил себя. Всего. Беззащитного.
И произошло невозможное.
Хаос замер. Всепоглощающий голод отступил на секунду, сменившись… изумлением? Он увидел себя во мне. Увидел источник своей боли. Увидел, что его тюремщик — такой же узник. Что мы — одно и то же.
И в этот миг я не стал его поглощать. Я предложил ему то, чего у нас никогда не было. Не слияние. Контакт. Связь.
Я протянул руку — не физическую, а самую суть себя — и не чтобы взять, а чтобы отдать. Отдать свое понимание. Свое принятие.
— Я вижу тебя, — сказал я ему без слов. — Я понимаю. Прости меня.
Сгусток сжался. Затем — ослепительная вспышка.
Меня выбросило обратно. Я лежал на чем-то твердом, хватая воздух ртом. Я был цел. Я был… собой. Но изнутри все было перепахано.
Куратор стоял над мне, его безликая маска была обращена к Сгустку. Тот больше не пульсировал диким, голодным светом. Он сиял ровным, спокойным, глубоким сиянием. Он не уменьшился. Он… успокоился. Превратился из черной дыры в звезду.
— Он… — голос
