Ледяной Скипетр - Алексей Велесов
— Спасибо, — сказала она.
— Не меня благодари, — покачал головой леший. — Благодари лес. Он решает, кто достоин его даров.
С этими словами он отступил назад, к старому, покосившемуся фонарному столбу. И не обернулся, не исчез в привычном смысле слова. Он растворился — стал прозрачным, слился с древесной корой, вплёлся в узор теней, растворился в самом воздухе, пахнущем хвоей и озоном.
Елена осталась одна на перроне. Но странное дело — одиночества не было. Была свобода. Свобода от груза, который она тащила так долго, что считала его частью себя.
— Он забрал его навсегда? — спросила она у домового, всё ещё сжимая в руке ольховую ветвь.
— Нет, — успокоил он её. — Он сберёг его. Положил в тот самый сундук. Если настанет день, когда ты захочешь снова плакать от того страха, чтобы вспомнить, каково это — быть беззащитной, ты сможешь вернуться. Но знай: пока ты идешь вперёд, чтобы нести ответственность за других, этот детский ужас тебе только помешает. Сила не терпит слабости. Даже такой понятной и родной.
Она подошла к будке станционного смотрителя. Дверь, никем не тронутая, с лёгким скрипом приоткрылась, будто ждала именно её. Внутри было пусто, пыльно и темно. Лишь на грубо сколоченной стене приколота берёзовой шпилькой висела записка. Бумага пожелтела и истончилась, а чернила были бурыми, как запёкшаяся, замёрзшая кровь.
Она осторожно сняла её и прочла:
«Трон не спасёт Россию. Но и разрушение не исцелит её. Ищи не победы, а равновесия. Ищи союзника, что носит на груди амулет Сварога. Он укажет дорогу к Сердцу.»
— Это от него? От лешего? — спросила Елена.
— Нет, — ответил домовой. — От того, кто был здесь до тебя. Много лет назад. Морозник-отступник, бежавший из Москвы. Его зовут Данила. Значит, он шёл этим путём. И он выжил.
Елена сжала записку в кулаке, потом аккуратно сложила и спрятала в внутренний карман рюкзака. Значит, она не одна в этом безумии. Кто-то уже прошёл этой дорогой и оставил ей знак.
На выходе из будки, на ржавом гвозде, висел берестяной свисток. Простой, без затей, скрученный из полоски берёсты. Но когда она взяла его в руки, он издал тихий, чистый звук — не деревянный, а хрустальный, будто лёд, задетый пальцем.
— Это на случай, если лес вдруг замолчит для тебя, — пояснил домовой. — Если запутаешься в его голосах или собьёшься с пути. Свистни — и он напомнит тебе дорогу. Леший дарит такие только тем, кому доверяет безраздельно.
Елена повесила свисток на шею, под тёплый свитер. Он был холодным, но эта холодность была живой, успокаивающей.
Подходя к самой опушке, к тому месту, где перрон переходил в тропу, она увидела: одна из старых, могучих сосен у края леса наклонила свою вершину, склонившись так низко, что макушка её почти касалась снега. Это был не порыв ветра. Это был поклон.
Елена опустилась на колени перед этим древним стражем и высыпала у его корней щепотку соли — последнюю, что оставалась у неё от бабушкиного запаса.
— Спасибо, — прошептала она. — За проход. За урок. За правду.
Ветер, до этого молчавший, вдруг подул, зашелестел иголками сосен. И в этом шелесте не было ни угрозы, ни предупреждения. Только тихое, могучее благословение.
Она ступила на тропу. С каждым шагом лес вокруг словно оживал, становился ближе, понятнее. Она слышала не просто шум — она различала шелест коры, тихий шепоток переговаривающихся корней, ровное дыхание спящих под снегом зверей. Мир не просто был вокруг — он был внутри неё, становился глубже, объёмнее, настоящее.
— Почему он не спросил меня о Скипетре? — поинтересовалась она, идя по узкой тропе, что вилась меж стволов. — О Москве? О моей миссии?
— Потому что лесу, в его тысячелетней мудрости, всё равно, кто сидит на троне в городе из камня, — ответил домовой. — Ему важно лишь одно: чтобы жизнь продолжалась. Чтобы реки текли, деревья росли, звери плодились. Империя душит жизнь льдом. Хан выжигает её огнём. А ты… ты ищешь путь, при котором жизнь не просто сохранится, а будет процветать. Поэтому он не стал тебя судить. Он дал тебе шанс.
Она вышла на небольшую, солнечную поляну. За ней начиналась настоящая, глухая тайга. Сосны стояли, как безмолвные, покрытые инеем стражи. Берёзы белели в сумраке, словно девы в свадебных нарядах. А между ними, чёткая и ясная, лежала тропа, уходящая в самую чащу. Она вела прямо к ней.
Елена крепче сжала в пальцах ветку ольхи, чувствуя её спокойный, уверенный пульс.
И сделала шаг вперёд. Следующий. Главный.
Впервые за долгие-долгие годы, с того самого дня в трёхлетнем возрасте, она не боялась темноты, что клубилась между деревьями.
Потому что теперь она знала, поняла это на уровне инстинкта, на уровне крови:
Тьма — не враг.
Тьма — начало пути.
А где-то в самой непролазной глубине леса, под клубком древних, как мир, корней, леший, приняв свой истинный облик — существа из замшелого дерева и камня, — улыбнулся беззвучной улыбкой. И, достав из-под корней дуба небольшой, тщательно выделанный сундучок из чёрной ольхи, аккуратно положил внутрь маленький, дрожащий комочек света — воспоминание Елены. Рядом с тысячами других таких же — радостных, горьких, страшных, счастливых. Из этих воспоминаний и был соткан сам лес. И его тихая, вечная песнь.
Глава 6. Первый преследователь
Тайга встретила Елену не шепотом, а молчанием. Но это было не то гробовое, вымороженное безмолвие Вологды, где время остановилось по чьей-то воле. Нет, это молчание было живым, напряженным, полным скрытого смысла. Оно висело в воздухе, густое, как смола, настороженное, как дыхание огромного, невидимого зверя, затаившегося перед прыжком. Деревья стояли стеной, их стволы, темные и мшистые, сомкнулись так плотно, будто сговорились не пускать чужака дальше. Под ногами хрустел не снег, а мох, насквозь пропитанный льдом, ломкий и звонкий, как тонкое стекло. Воздух был тяжелым, пахло хвойной смолой, гниющими пнями и чем-то невыразимо древним — запахом самой земли, не тронутой ни лопатой, ни магией. От этого запаха даже домовой в рюкзаке затих, съежился, будто в присутствии старшего и более могущественного родственника.
— Он здесь, — прошептал он наконец, и его голосок прозвучал приглушенно, словно уткнувшись в ткань.
— Кто? Следопыт? — спросила Елена, инстинктивно сжимая ветку ольхи. Та отозвалась ровной, спокойной пульсацией, словно живой компас, указывающий не на север, а на нечто более важное — на истину.
— Нет. Не он. Лес. Сам лес. Он проверяет тебя. После Вологды, после того как ты отдала часть
