Князь: Попал по самые помидоры 18+ - Гарри Фокс
Массивная дубовая дверь с железными накладками захлопнулась за Хильдегардой, отгородив ее от мира холодной жестокости и долга. Ее покои были не будуаром принцессы, а скорее личной казармой. Воздух пахн воском для полировки металла и едва уловимой ноткой ладана. На стенах — не гобелены с пасторальными сценами, а развешанное в идеальном порядке оружие: парадный двуручный меч, боевой топор с выщербленным лезвием, увековечившим не одну битву, и изящный, но смертоносный рапира. На полках стояли не безделушки, а аккуратные стопки военных трактатов и макеты осадных орудий.
И прямо напротив огромной кровати, застеленной грубыми медвежьими шкурами, висел он.
Портрет.
Он был написан маслом в темных, мрачных тонах, под стать всему в Эрнгарде. Но на нем был не предок-завоеватель и не отец. На портрете, с усмехающимся, наглым и до боли знакомым лицом, был Артур фон Драконхейм. Он был изображен в той нелепой позе, в которой его впервые увидели при дворе — одна бровь насмешливо приподнята, в уголке рта играет дерзкая ухмылка.
Хильдегарда медленно подошла к портрету, ее пальцы сжались в бессильные кулаки. Вся ее царственная надменность, весь ледяной гнев куда-то испарились. Ее губы задрожали.
— Артурчик, милый… — ее голос сорвался на жалобный шепот, и по ее идеальным, бледным щекам покатились тяжелые, горячие слезы. — Как ты мог? Как ты мог про меня забыть? Неужели ты позабыл свое обещание? Свою клятву? Взять меня в жены… быть моим…
Она отвернулась от портрета, словно не в силах больше выносить его насмешливый взгляд. Ее пальцы дрожащей рукой развязали шнуровку на боку платья, затем на другом. Тяжелая ткань с шелестом упала на каменный пол, образовав у ее ног мрачное пятно. Затем она сбросила нижние юбки и корсет. Стоя в одних лишь тонких льняных сорочке и панталонах, она казалась хрупкой и беззащитной, совсем не грозной воительницей.
Повалившись на широкую кровать, она зарылась лицом в медвежью шкуру, втягивая его животный запах, смешанный с ароматом собственных слез. Ее тело содрогалось от тихих рыданий. Одной рукой она судорожно сжала грудь через тонкую ткань сорочки, почувствовав, как сосок набухает и твердеет от прикосновения, а другой рукой потянулась вниз.
Она завела ладонь под резинку панталон, с трудом стянула их с себя, скинув на пол. Ее пальцы, обычно такие сильные и уверенные, державшие меч, теперь были робкими и дрожащими. Они нашли влажную теплоту между ее ног, уже предательски пульсирующую от воспоминаний и фантазий.
Она зажмурилась, и перед ее внутренним взором вспыхнул он. Не тот насмешник с портрета, а другой. Грубый, властный, каким он был в ее самых потаенных мечтах. Она представила его вес на себе, его грубые руки, сдирающие с нее одежду, его горячее дыхание на своей шее.
— Артур… — простонала она, и ее пальцы начали двигаться быстрее, ритмично и настойчиво скользя по чувствительному бугорку, который тут же отозвался жаркой волной. — Артур… да… возьми меня… вот так…
Она водила пальцами по своему клитору, рисуя круги, затем быстрые поступательные движения, представляя, что это его язык, его член. Другая рука сжала ее собственную грудь, щипала сосок, усиливая ощущения. Ее бедра начали непроизвольно двигаться навстречу руке, танец желания и отчаяния.
— Трахай меня… сильнее… — ее шепот стал прерывистым, губы приоткрылись в беззвучном стоне. — Я твоя… я всегда была твоей… забудь этих кошек… эту горничную…
Ее дыхание участилось, тело напряглось как струна. Внутри все сжалось в тугой, болезненно-сладкий узел ожидания. Она представляла его лицо над собой, его ухмылку, его горящие магией глаза в момент наивысшего наслаждения.
— Да! Артур! — ее крик сорвался с губ, громкий и неприличный, эхом разнесся по каменным стенам. Волна оргазма накатила на нее, сокрушительная и всепоглощающая. Спазмы прокатились по всему ее телу, выгибая спину дугой. Пальцы судорожно впились в медвежью шкуру, а из глаз брызнули новые слезы — уже не от горя, а от блаженства и пустоты.
Она замерла, тяжело дыша, ощущая, как пульсация медленно отступает, оставляя после себя дрожь в коленях и влажное пятно на медвежьей шкуре под ней. Она лежала неподвижно, глядя в темный потолок, слушая, как бешено стучит ее сердце.
Постепенно ее дыхание выравнивалось. Стеклянный блеск в глазах сменился привычной холодной сталью. Она медленно поднялась, ее лицо снова стало маской надменности и ярости. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони с грубым, резким движением.
Она посмотрела на портрет. На его наглую ухмылку.
— Ничего, Артурчик, — прошептала она уже совсем другим, ледяным и полным ненависти голосом. — Скоро ты будешь мой. На моих условиях. Или не будешь ничьим.
В это самое время, где-то на пыльной дороге, ведущей от захваченного Скального Венца, Артур фон Драконхейм, Воплощение Зла и Источник Кремпая, вдруг затрясся, сморщил нос и издал оглушительный, неприличной силы чих, от которого чуть не слетела с головы его небрежно надетая княжеская корона.
— Апчххууу!!! — эхо раскатилось по окрестным холмам, спугивая стаю ворон.
Я потер переносицу, смотря в пустоту с легким недоумением.
— Вспоминает меня кто-то? — задумчиво произнес, глядя куда-то в сторону далекого Эрнгарда. Или, может, в сторону кошмарных образов своей тетушки Марицель. Или Лиры, готовящей ему новую порцию «супружеского внимания». Вариантов было много.
— Естественно, — невозмутимо протянул Годфрик, поправляя на брюхе пряжку ремня. Его верный капитан, кажется, был невосприимчив не только к ядам, но и к любым метафизическим явлениям. — Пол-континента Вас вспоминает, господин. И далеко не ласковыми словами. Куда двинемся дальше? Захватить два города будет непросто. Может, пополним запасы и армию? Дадим людям отдышаться.
Я мрачно посмотрел на свое «войско». Отряды кошколюдов Лиры чистили когти и лениво потягивались на солнышке. Ополченцы барона Отто сбились в кучку и о чем-то робко перешептывались, бросая на меня пугливые взгляды. Моя собственная дружина пыталась наладить какое-то подобие дисциплины, но выглядело это скорее как попытка организовать пикник во время урагана.
— Да, — согласился. — Но чует мое сердце, что нам нужно… в столицу. Что-то тянет меня туда. Сильно. Но не знаю почему. Как будто там меня ждет что-то очень… важное.
Годфрик скептически хмыкнул, окинув взглядом мою «армию».
— Наша армия не осилит всю страну захватить, господин. Даже с армией барона Отто. Это же не ополчение какого-нибудь Кракенфельда, это сердце Эрнгарда. Там стены в десять раз выше, гарнизон в двадцать раз больше, а король Вильгельм, говорят, уже благословление какое-то противное получил. Сквиртоника, кажется.
Я отмахнулся, с важным видом поправив воображаемый галстук.
— Не ссы, Годфрик. Как говорил великий Сквиртоник:
