Неправильный - Грета Шелест
– Я погляжу, я не один такой косячный, ты тоже неплохо справляешься, – прищурил глаза Игнат.
– Да, я погорячился. Но я это признал. И заметь, дошел до этого сам. Поэтому я надеюсь, что пока ты будешь в Швейцарии, ты вспомнишь, что я тоже человек, и тоже могу ошибаться, – сказав это, Марк с чувством выполненного долга двинулся в сторону ворот.
Он сказал, что хотел. И надеялся, что Игнат услышал его.
Их отношения слишком непрочны, чтобы подвергать их частым порывам ветра. В вопросе доверия у них нет права на ошибку.
– Что значит «не голодный»? – вопрошала бабуля. – Я видела холодильник. Этот ирод тебя опять кормил одними полуфабрикатами. И не ври мне, Борис, – она зыркнула на зятя. – Маркуша, давай я быстренько пирожков подогрею.
Марк закатил глаза. Какой смысл отвечать? Его все равно накормят, если не сейчас, то по дороге в деревню.
Батя, сбагрив сына «любимой маме», моментально ретировался. Бабуля отправилась посмотреть любимый сериал. Сосед, который ее привез, еще катался по городу в поисках рыболовных снастей, а Марку ещё нужно было заплатить перед отъездом за квартиру. Это была его кровная обязанность лет с четырнадцати, отец уже давно забыл, как счетчики выглядят.
Поэтому, смирившись с тем, что на ближайшую неделю его развлечением будет рубка дров, просмотр телевизионного мыла и слушание баек соседа Петровича, Белов взял платежки и пошел обуваться.
Радовало только одно. Бабушка потрясающе готовила. Правда, кормить его будут на убой, но в этот раз он даже сопротивляться не будет. Во-первых, это бесполезно. Во-вторых, в кои то веки ему не помешало бы добавить пару килограмм. Последние недели он только и делал, что бегал со школы на курсы, а оттуда прыгал в койку Старкова. И готовил. Много готовил. Старков столько жрал, что его проще было бы пристрелить, чем прокормить.
Стряпня Белова запала Игнату в душу настолько, что он все реже заикался о ресторанах, а Марк стал замечать за собой, что любовь к готовке начинает терять свою соблазнительность.
Выйдя в подъезд, Марк, повинуясь непонятному импульсу, достал телефон и сделал новый пост в соцсети.
«Всем бай на неделю. Я убыл в царство пирожков, голубчиков и девственной природы. Телефон при мне, но на тусы просьба не звать. Имейте совесть, не вызывайте зависть)»
Марк уже застегивал молнию, когда в дверь забарабанили. Он открыл, и в квартиру ввалился взъерошенный Игнат.
– А ты здесь что делаешь?
Старков зашел, захлопнул за собой дверь, и, схватив его за воротник, слегка приподнял.
– Почему, мать твою, о твоем отъезде я должен узнавать из твоей новостной ленты, стоя в аэропорту? – прошипел он Белову прямо в губы.
– Маркуш, я готова, – Игнат от неожиданности вздрогнул, и у Марка оказалось в запасе секунды три, чтобы выбраться из захвата, прежде чем в коридор вышла Степанида Андреевна.
– Бабуль, это…
– Марк, давай ты нас познакомишь потом, – заявила бабуля, глянув на Старка с видом Екатерины Великой. – Петрович уже ждет под подъездом.
– А вы уезжаете? – уточнил Игнат.
Марк скептично перевел взгляд на сумку.
– Да, молодой человек. Марк на каникулах будет жить у меня. Маркуша, подай мне сапоги.
Пока Степанида Андреевна обувалась, Белов увлеченно разглядывал шнурки на ботинках, думая о том, что у них мало того, что все через жопу, так еще и при свидетелях.
А можно мне с вами? – вдруг выпалил Старк.
Марк, держащий наготове железную лопатку для обуви, чуть не зашиб ею бабулю.
–Ёбнулся совсем? Нет, конечно! – выпалил он машинально.
Марк, выбирай выражения, – одернула Степанида внука и посмотрела на ещё не отдышавшегося гостя. – Молодой человек, мы едем на всю неделю и…
А я никуда не тороплюсь, – быстро нашелся Игнат.
– А вы…
– Я друг, – нагло соврал Старков.
– Хрюк! Сказано тебе: «в деревню едем», – запальчиво выдал Марк.
– Но ваши родители…
– Уехали на неделю в командировку. Мне все равно нечем заняться.
– Но это деревня. Там тоже занятий немного… Телевизор да баня.
– И дрова рубить надо, – привел Белов более весомый аргумент.
Старк лишь сверкнул глазами в его сторону. А через секунду из его глотки красивой песней полилась сказка о том, как он, житель каменных джунглей, втайне мечтает провести хотя бы пару дней в какой-нибудь живописной деревушке. Марк смотрел и диву давался.
«Русское кино загибается, а тут такие таланты хотят погубить в угоду бизнесу».
– Слышь, невольник небоскребов, штанишки дизайнерские не боишься вымазать? – попытался Марк спасти положение, видя, что бабушка уже полностью очарована Старковым.
– И дрова я колоть умею, – продолжал распинаться Игнат.
– Да ты топор от лобзика не отличишь! – возмутился Белов.
– Так что я только за, – Марка Старков в упор игнорировал, всю мощь своих чар бросив на бабушку.
– А что лишние руки не помеха, – выдала вердикт Степанида. – Ты вон какой жилистый. Не то что мой доходяга.
Марк стиснул зубы.
«Ну, держись, дровосек доморощенный! Ты у меня эту поездку надолго запомнишь. Я тебе покажу, как живет среднестатистический пролетариат. Ты у меня еще мажористее станешь, козлина!»
«Он рубит дрова», – за последние десять минут Марк только и делал, что повторял это про себя.
Когда Старк взял в руки топор, он лишь хмыкнул, но тот, не обращая на него никакого внимания, начал колоть дрова. Сначала выходило не очень, но не успел Белов придумать подъеб позаковыристее, как брусочки на глазах стали ровнее. Оказалось, мажор просто руку набивал.
– Охуеть! – раздалось за спиной, и Марк потрясенно вылупился на бабушку. Та, сколько он себя помнил, не материлась.
«Вот что деревня с людьми делает», – сделал Белов заключение.
– Маркуша, а ты чего встал? Коли Игнатушка рубит, ты бери коляску и укладывай. Пойду я котлетки проверю. Ох, какой молодец твой друг. Я же думала, мы с тобой потихоньку, а он гляди, как воодушевился. И прерывать не хочется.
– Степанида Андреевна, у вас не котлеты, а произведение искусства, – пел дифирамбы Старк, косясь на Марка. Тот молчал весь ужин.
– Да брось ты, – засмеялась Степанида. – И зови меня баба Стеша.
Марк за сегодня устал удивляться, но ничего не мог с собой поделать. Он уже давно не помнил, чтобы его бабуля меняла цвет лица из-за похвалы своим котлетам. Готовила она изумительно, и знала об этом, поэтому принимала её с тихим достоинством. И уж точно не отмахивалась от комплимента, хохоча, как восьмиклассница.
Но ещё более фантастическим
