Слушая шум и тишину. К философии саунд-арта - Саломея Фёгелин

148
Harvey D. From Space to Place and Back Again: Reflections on the Condition of Postmodernity // Mapping the Futures: Local Cultures, Global Change / Ed. by J. Bird et al. London: Routledge, 1996. P. 5. В основании сетевого ужаса Харви лежит гегелевская идея времени как аннигиляции пространства и пространства как времени, «подвергшегося отрицанию» (Гегель Г. В. Ф. Философия природы. С. 56).
149
Harvey D. From Space to Place and Back Again… P. 3.
150
Ibid. P. 10.
151
Фильм «Матрица» (1999, сцен. и реж. Э. Вачовски, Л. Вачовски) иллюстрирует понимание виртуального мира как гегелевского пространства: сосуда для движущегося времени. Когда герой Киану Ривза, программист Нео, решает войти в Матрицу виртуального мира, он вступает в белую пустоту, которую еще предстоит заполнить его действиями в ней.
152
Понятие убеждения в этом смысле является индивидуальной и практической идеологией. Она вырабатывает позицию и траекторию человека в мире и таким образом производит его мир, а не позиционирует его в рамках уже существующего мира. Эта позиция темпоральна, неизменно обусловлена, постоянно производит мое хронопространство в настоящем.
153
Massey D. Power-geometry and a Progressive Sense of Place // Mapping the Futures: Local Cultures, Global Change. P. 62.
154
Именно здесь становится очевидным, что простое и теоретическое наделение субъекта властью над универсальной силой пространства для связи вещей как места, как это делает Мерло-Понти, не принимает во внимание политические и социальные силы, которые определяют отношения индивидуального субъекта с измерением времени и пространства. Мерло-Понти прав, предполагая, что субъект сам находится на пересечении этих измерений времени и пространства, вытесняя висцеральное тело в функциональную хижину Хайдеггера. Однако не все разделяют власть и контроль над этими измерениями в равной степени. Бытие для него – это «бытие в ситуации», «бытие-для-взгляда» (Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. С. 323–324). Бытие в звуке, напротив, – это попытка позиционировать себя, что чревато борьбой за свою принадлежность и идентичность.
155
Massey D. Power-geometry and a Progressive Sense of Place. P. 68–69.
156
Этот отчет был подготовлен Лиотаром в 1979 году для Совета университетов правительства Квебека по просьбе его президента и был направлен на анализ «состояния знания в современных наиболее развитых обществах». Для этого он использует термин «постмодерн», который в то время был в ходу только в США (Лиотар Ж.‑Ф. Состояние постмодерна. С. 9).
157
Лиотар Ж.‑Ф. Состояние постмодерна. С. 33.
158
Там же.
159
Это возвращает нас к аргументу Лиотара, что вкус и хорошая форма в языковой игре постмодерна приостанавливаются, и, косвенно, к его предположению, что мы вернемся к основе вкуса и хорошей формы, модернизму, когда перестанем играть, когда большие нарративы науки и истории снова выйдут на сцену, чтобы оценить и выбрать из малых нарративов локальных выражений (Лиотар Ж.‑Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? С. 31–32). Из этого следует, что для Лиотара постмодерн – лишь обновление модерна, который он неотвратимо подтверждает. Однако модернизм – это полностью западная концепция, которая не может вместить всю сложность современного глобального сознания, не сводя его к своей точке зрения, и поэтому не предлагает базы, к которой мы могли бы обратиться. И вот тридцать лет спустя именно современность, а не его изменчивая приставка, нуждается в пересмотре.
160
В главе «Тишина» я описала отношение слушания к языку и значению не в смысле лексической семиотико-символической организации, а как предзаданной речи, чьи восклицания не являются невысказанными или косвенными, но практика которой работает над хрупкими и неустойчивыми связями между чувственным опытом и его артикуляцией как опыта. Это язык как склонность к чему-либо, а не средство выражения смысла. Это не дурной вкус, фривольный и маргинальный, но он находит свою легитимацию в искренности моей практической речи и в мгновениях совпадения, которое есть принадлежность как пространственно-временное событие. Такая транзитивная принадлежность указывает на общество не в связи с его большими нарративами и не по отношению к саморегулирующимся малым нарративам, но, как говорится, снизу вверх, в невоспроизводимом усилии темпоральности места.
161
Лиотар Ж.‑Ф. Состояние постмодерна. С. 138.
162
Massey D. Power-geometry and a Progressive Sense of Place. P. 66.
163
Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. С. 226.
164
Chion M. Audio-Vision: Sound on Screen. P. 112. «Пульсирующий мост» Фонтаны выводит на концептуальную арену шионовский сгусток ощущений, то есть звук, делающий реальностью воспринимаемое визуальное событие как чувственную реальность. Произведение Фонтаны фокусируется не на звуковом материале, а на звуковом процессе и таким образом расширяет шионовский сгусток ощущений до идеи концептуального сгустка звуковой чувствительности.
165
Мерло-Понти приходит к глубине визуального мира через смену позиции. Он предполагает, что необходим квазисинтез, который не синтезирует отдельные термины с одной точки зрения, а достигается со множества позиций на фоне стабильных вещей. В его концепции синтезируются скорее точки зрения, а не объекты, и этот квазисинтез является временным и субъективным, но «чтобы достичь некоего изотропного пространства, нужно, чтобы субъект оставил свое место, отбросил свой взгляд на мир и помыслил себя своего рода вездесущим» (Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. С. 328). Напротив, звук – это невидимая глубина визуального зрелища, он постигается не через дедукцию множества точек зрения, а через обитание в моем движущемся месте внутри их всех.
166
Rebentisch J. Ästhetik der Installation. S. 152.
167
Серто М. де. Изобретение повседневности… С. 187.
168
«Эти (возможные) миры подобны далеким планетам за исключением того, что большинство из них намного превосходят простые планеты и они не далеки. Они также не находятся близко. Они не находятся на каком-либо пространственном