Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов
Российскую версию ставили трусы. Режиссер Константин Статский известен перелицовкой шведско-датской драмы «Мост», и на этом предметный разговор о нем заканчивается. Близ России есть единственная страна, граница с которой столь же призрачна, а характер столь же близок, что и у датчан со шведами: это Белоруссия. Но Статский с продюсером Вайнштейном задумали свалить весь грязный криминал на соседей, а не делить пополам — поэтому в качестве гнезда детской порнографии, черной трансплантологии и вселенского зла была избрана Эстония, а на нашу сторону границы пришлись такие преступления века, как недоплата ипотечных ссуд. Что сделает сей автор с адаптацией столь стремного контента, можно было догадаться сразу.
Во-первых, люди его склада очень любят богатых (видимо, и сами не бедствуют, а потому просто не знают, как живет в провинциальном Приморске честный судья). В фильме неоднократно педалируется кристальный нрав судьи Романова (да, да, Олег Меньшиков! и что теперь?), но двухэтажная вилла в стиле «решу вопросы» и «мерседес» с «лендровером» на семью из двух человек как-то мешают проникнуться сочувствием к достойному вдовцу.
В равноценные спарринг-партнеры славянскому криминалу буквально просились чечены (что добавило бы картине веры: кто нохчу заденет — дня не проживет). Но сюжет подобного рода заведомо расстроил бы всей стране известного Рамзана Ахматовича — и крайними сделали цыган. Конечно, криминала и за ромалами бездна — но слышать, чтоб цыгане нагнули целый регион и титульной нации бандосов, как-то не приходилось.
Дальше больше. Дама, пилившая себе вены из-за болезни отца, становится детским психологом. Цыганский барон лично сжигает пойманного врага при трех десятках свидетелей. В заштатном городке местное телевидение ведет репортажи с уличных расстрелов, а честные-пречестные судьи и адвокаты наблюдают это по домашним плазменным телевизорам.
Константин, вы к нам с Луны прилетели, да? Назад собираетесь? Сценаристов своих тогда не забудьте.
В Израиле верность флагу и верность семье — основополагающие добродетели, а противоречие одного другому становится подлинно античной трагедией. У нас, увы, не так.
В Израиле балованные дети обоего пола в восемнадцать лет надевают форму, а потому сызмальства учатся принимать жесткие решения в цену жизни и смерти. У нас, увы, не так — особенно в богатеньких семьях, о которых так любят снимать кино богатенькие телепроизводители.
Израильская шумливая провинциальщина ежесекундно грозит взорваться воздушной тревогой, всеобщей мобилизацией — и даже просто взорваться. У нас, хвала аллаху, не так — что сильно сужает арсенал сценарных наворотов.
И если в прифронтовом Израиле отцу-жучиле прощенья нет, но понять его можно, если Америка так боготворит свой закон и своих детишек, что всегда найдет им смягчающие, — у нас центральное семейство выглядит опухшим от бабла и возможностей феодальным кланом. А раз крестного отца опять играет Алексей Серебряков (а старшего сына его — на голову опережающий партнеров Даниил Воробьев) — только и ждешь, когда же он во всем разберется, замирится с цыганами и перебьет семейство Романовых со всеми их «мерсами», «лендроверами» и семейными тайнами.
Ленин уже так делал. Опыт есть.
Легкости перевода «Мост», 2018. Реж. Константин Статский
Породив тучу римейков на разных концах планеты, шведско-датский сериал-матрица был идеальной эксплуатацией темы пограничья — психического, национального и правоохранительного. Сводная группа сыщиков Копенгагена и Мальмё[53] искала психа, громкими убийствами привлекавшего внимание к теневым язвам общества процветания. Как и все скандинавские драмы от Ибсена до популярной в СССР серии детективов Пера Вале и Май Шевалл, эта высвечивала крайнее психическое нездоровье внешне образцовых общественных устройств. Долгие планы безлюдных городов внушали подсознательную тревогу тем сильнее, чем более те старались казаться нарядной и безопасной северной сказкой. Среди общего надрыва, отчуждения, скрытых демонов и тихого помешательства герои — увалень-датч и шведская отмороженка — казались единственными нормальными людьми, несмотря на легко читаемый обоюдный прибабах. Блонди, с голым лобком рассматривающая в ноутбуке расчлененку в перерывах меж случайным сексом под холодные реплики «Это по работе», «Я из розыска», «Ты мне не мешаешь», — создавала магнетически гиньольный эффект.
Пересадка истории на чужую почву была столь же соблазнительна, сколь и опасна. Пара Австрия-Германия («Перевал», 2018) ближе других подошла к пониманию общественного лицемерия и сходства-разницы родственных этносов. Хорошие позиции были у англичан с французами («Тоннель», 2013). С трудом, капитально переиначив сюжет, добились убедительности США и Мексика («Мост», 2013).
Показывать тем же образом Россию с Эстонией было, конечно, гиблым делом. Во-первых, меж нами нет границы, которую можно пересечь незаметно, да еще и накидав по дороге расчлененных трупов. Если путь с центра Копенгагена до Мальмё займет столько же, сколько одна ездка на экспрессе «Шереметьево», меж Нарвой и Ивангородом возведен свирепейший погранконтроль, и вести следствие, гоняя туда-сюда, довольно затруднительно. Более разных людей, чем русские с эстонцами, на планете поискать — до такой степени, что внезапная догадка следствия «преступник — кто-то из наших» (т. е. из полиции) сразу рождает вопрос: из чьих из ваших? Считать русских и эстонских полицейских единой корпорацией — большой перебор, даже несмотря на радость видеть в одном кадре артистов Пореченкова и Дапкунайте. Можно было бы взять для римейка русско-белорусский альянс (в тамошнем угро без труда найдется ледяная службистка из этнических полек) — но для выявления тончайшей нюансировки русско-белорусских различий, конечно, потребуется более одаренный сценарист, чем Дмитрий Курилов.
Не украсила сериал и откровенная трусость продюсеров. Шведо-датчане, англо-французы, австро-германцы и амеро-мексиканцы говорили о самых болезненных, пребывающих в топе гражданского интереса проблемах: массовой смертности нелегальных мигрантов, экспорте проституции, полицейском произволе и судейской предвзятости. Авторы русской версии взялись разоблачать кровоточащие язвы соседней микроскопической Эстонии. Копы-садисты оказались эстонцами. Черные трансплантологи — эстонцами. Стерва-судья — эстонкой, и даже заваривший всю эту кашу психопат — эстонцем. На русской стороне вскрылись такие несмываемые преступления, как контрафактный алкоголь и махинации с жильем для детдомовцев. Эстония стала в «Мосте» таким средоточием зла, что было уже неясно, зачем этой клоаке русский сыщик (кроме как вечно осклабленной физиономией М. Пореченкова оттенять механическую пластику фру Дапкунайте)?
В итоге проблемная драма съезжает в стилистику фарсов из жизни русско-американских полицейских от «Красной жары» до недавнего «Копа». Позера-журналиста, через которого убийца общается с миром, превращают в клоуна, рядовую измену пожилого богача вульгаризируют до таблоидной связи с алчной блондинкой, многодетная семья русского опера ежевечерне встречает его радостным визгом (где, где, кроме рекламы
