Неожиданная правда о животных. Муравей-тунеядец, влюбленный бегемот, феминистка гиена и другие дикие истории из дикой природы - Люси Кук

К несчастью для Шаллера, генетики разбили все его мечты неопровержимыми наследственными доказательствами. Когда был секвенирован геном панды, он однозначно выявил все необходимые для того, чтобы быть медведем, показатели. Отец Давид был прав: панда не панда, а самый древний из всех медведей, раннее ответвление линии Ursus, которое отделилось от остальных примерно 20 миллионов лет назад. Но название «панда» закрепилось [463] и послужило созданию представления о ее мифической инаковости.
Этого медведя из французского бестиария (ок. 1450) изобразили так, будто он не то занимается случайной копрофагией, не то его тошнит, а может, и все вместе взятое. На самом деле это иллюстрация к мифу о том, что медвежата якобы рождаются бесформенными комочками, которых матери «вылизывают до нужной формы»
Если же немного покопаться, то гигантская панда не так уж отличается от своей медвежьей братии. Причудливый репродуктивный цикл панды, для которого характерны короткое окно фертильности и задержка имплантации эмбриона [464], встречается также и у других медведей. Детеныши панды рождаются недоношенными – слепыми, розовыми и размером с крота, – как у всех медведей, чьи крохотные новорожденные едва дотягивают до 1 % от веса тела взрослого животного. Этот факт привел ранних натуралистов, таких как Клавдий Элиан, писавший в III веке, к заключению, что медведица «рожает бесформенный комок, не имеющий четкой формы и черт»[465], а затем она «вылизывает его, придавая форму медведя»[466], – ошибка воображения, легшая в основу выражения «придать форму» [467].
Элиан умел обращаться со словами и эффектно, хотя и не совсем точно применял их для описания поведения медведей. Он писал, что медведи предпочитают впадать в спячку без еды и воды, отчего их внутренности «обезвоживаются и атрофируются», и медведь возвращает их к работе, поедая дикий аронник. Это, считал Элиан, «заставляет его пердеть» до тех пор, пока он не пойдет и не «съест пригоршню муравьев» и не «насладится хорошей дефекацией»[468]. Панды не впадают в спячку и не занимаются самолечением, но, строго говоря, этого не делают любые медведи. Некоторые виды – черный, бурый и белый медведи – действительно погружаются в долгий зимний сон, известный как торпор, или оцепенение, во время которого снижается температура тела, они не едят и не выделяют экскременты, но это не считается настоящей спячкой [469]. А уж «наслаждаются» ли они первым актом дефекации после сна, этого мы никогда не узнаем.
Вегетарианская диета панды может быть «строгой», но она не такая уж причудливая. Медведи в большинстве своем всеядны, причем растительная пища в рационе многих из них составляет по меньшей мере 75 %. Панда же дошла до крайности и питается почти исключительно бамбуком, которого в ее родных горах предостаточно. Другие медведи не менее разборчивы в еде. Медведь-губач приспособился питаться почти исключительно термитами и муравьями (и утратил передние зубы, чтобы просто всасывать их или слизывать чрезвычайно длинным языком), а белый медведь предпочитает жировать преимущественно на кольчатой нерпе. Эта пищевая специализация не означает, однако, что панда утратила вкус к мясу. Изучая панд на воле, Джордж Шаллер выяснил, что ловушки с козлятиной гарантированно их привлекали, а я видела ролик, в котором дикая панда лакомилась дохлым оленем. Панда ест Бемби – решительно недиснеевское изображение любимицы детей, милой вегетарианки, но это чистая, хотя и неприятная правда.
Но все же чаще всего неверно истолковываются сексуальные пристрастия гигантской панды. Эти мифы были созданы пандами, отданными в зарубежные зоопарки, в которых они не без нашего участия разыграли сексуальный фарс, достойный ситкома 1970-х годов, и этим прославили себя и свою забавную сексуальную жизнь.
Первый из медведей, украсивший чужую землю, приземлился в США прямо перед началом Второй мировой войны, он принес дозу позитива американцам, уставшим от лишений Великой депрессии. Это была пухлая малышка по имени Су-Линь, что можно перевести как «миленькая штучка». Ее антропоморфные проказы и крайняя экзотичность соответствовали образу ее дуэньи – модельера и светской львицы Рут Харкнесс. Эта необыкновенная путешественница прошла сквозь тяжелую утрату, бандитов и умопомрачительную бюрократию, не говоря уж об унизительном путешествии в тачке, – и все для того, чтобы голыми руками спустить с китайских гор черноглазый комок пуха. Горячая скандальная история о том, как она похитила панду, вкупе со слухами о незаконном романе и появлением подлого конкурента (который, говорят, еще до Харкнесс пытался вывезти из Китая контрабандой панду, покрасив медведя в коричневый цвет), кормила газеты месяцами. Так что, когда путешественница и медвежонок наконец сошли с корабля, Су-Линь удостоилась приема кинозвезды.
Эта Ширли Темпл животного мира не разочаровала публику. Люди склонны заботиться обо всем, что имеет детские или младенческие черты – а именно большой выпуклый лоб, большие, низко посаженные глаза и круглые выступающие щечки. Это нейрохимический страховой полис, гарантирующий, что мы как следует позаботимся о подобных необычайно уязвимых младенцах. Такие черты новорожденные приобретают из-за мозга большого размера, что требует рождения на более ранней стадии развития, позволяющей относительно огромной голове выйти без повреждения из родового канала. Это такой глубоко заложенный, но настолько неточный импульс, что мы с любовью реагируем даже на неодушевленные предметы, которые хотя бы слабо соответствуют этим характеристикам, – например, на «фольксваген-жук».
Панды с их уникальной раскраской и явно человеческими манерами сидеть и есть словно нарочно генетически сконструированы как идеальный триггер для запуска родительского инстинкта. Они дурят нам мозги, возбуждая центр подкрепления, ту самую часть мозга, которая так сладостно откликается на секс. Поэтому детеныши гигантской панды с их неуклюжими детскими движениями, по сути, воплощение кайфа и милоты. Вид Су-Линь, ведущей себя перед камерами как капризный малыш; то, как ее человеческая «мама» кормит ее из бутылочки, – все это окунуло Америку в теплую и приятную лужу.
За Су-Линь последовала Мей-Мей, ее «младшая сестра», и, наконец, потенциальный жених по имени Мей-Лань. Попытки Чикагского зоопарка устроить их спаривание провалились по той простой причине, что все трое на самом деле были самцами. И пока весь мир смотрел, затаив дыхание, на начинающийся роман, два самца панды только разочаровывались, а пресса сообщала о каждом их неудачном движении. «Любовь панд: Мей-Мей обхаживает своего жениха и ничего не получает взамен» – типичный заголовок из журнала Life, сеющий первые семена мифа о сексуальной стеснительности панд.
Аналогичная судьба постигла «размножающуюся пару» из зоопарка Бронкса, о которой много трубили в 1941 году. Пан-ди и