Библейские чтения: Новый Завет - Священник Георгий (Чистяков)
Одновременно с этим усиливаются и охранительные тенденции в плане сохранения ритуала, богослужебного славянского языка, а также церковных, зачастую и просто народных, в том числе и языческих, обычаев. Цитированный выше О.Платонов говорит даже о плодотворном синтезе русского православия и славянского язычества. «…На Руси, – пишет Платонов, – православное христианство стало добротолюбием, вобрав в себя все прежние народные взгляды на добро и зло и оптимистическую веру в добро»[66]. Этот автор не подозревает, что слово «добротолюбие» (греч. «филокалия») не имеет никакого отношения к славянскому язычеству и является всего лишь названием греческого сборника аскетических текстов IV–XVIII веков, переведенного на славянский язык Паисием Величковским, а на русский – Феофаном Затворником. На первый план не только у Платонова, но и у огромного числа других современных авторов выдвигается идея верности традициям прошлого, однако опять-таки достаточно недалекого: в плане ритуала и языка – главным образом XVII век, а в смысле обыденного благочестия, обычаев и быта – XIX век. Православие начинает восприниматься именно как русское православие, как вера славянских народов, а церковнославянский язык – как непременное условие исповедания.
Среди православных людей в России сегодня достаточно сильны эсхатологические настроения. При этом ожидание конца света имеет почти всегда политический привкус (как это было у русских старообрядцев в начале XVIII века). Эсхатологические ожидания сочетаются с неприятием демократических реформ и той открытости по отношению к Европе, которая утверждается в России. Признак приближающегося конца света эти люди видят в том, что Россия перестала быть великой державой и утратила контроль над бывшими социалистическими странами, а НАТО усилила свои позиции в Восточной Европе.
Характерный и для охранительной тенденции XIX века антисемитизм накладывается на неприятие современного «западничества», которое в духе «антисионистской» литературы шестидесятых-восьмидесятых годов (Иванов, Евсеев, Бегун и прочие авторы) отождествляется с осуществлением всемирного еврейского заговора и т. д.
В целом происходит следующее. Отрицая на словах коммунистическую идеологию, «околоправославное» сознание берет на вооружение большинство из идеологических мифологем брежневской эпохи и при этом противопоставляет «плохим» (закрывавшим церкви и боровшимся с православием) Ленину и Хрущёву «хорошего» Сталина, открывшего в конце войны церкви и начавшего борьбу с космополитизмом, вернувшего стране патриотические ценности… Так складывается «новая русская идея», зафиксированная в публикациях таких газет, как «Завтра», «День», «Русский вестник», и в той или иной степени просматривающаяся в «околоцерковной» литературе, а нередко и в произносимых с амвона проповедях священнослужителей, многие из которых также осознали себя верующими и пришли в православие в течение последних пятнадцати лет. Церковь (ни в коей мере не в иерархическом смысле этого слова, но только в смысле церковного сообщества – community), еще 15–20 лет назад состоявшая из старушек 1880–1890-х годов рождения и небольшого круга московских интеллектуалов типа великой пианистки Марии Юдиной и студентов (к числу последних относит себя и автор настоящей работы), из которых более всего известен С.С.Аверинцев, за последнее десятилетие изменилась до неузнаваемости. Влившиеся в нее «новые силы» привнесли наиболее агрессивные элементы советского сознания, хорошо наложившиеся на охранительное мировоззрение рубежа XIX и XX веков. Это стало возможно исключительно благодаря практически полной неосведомленности новых верующих о сущности православной веры.
Это обстоятельство вселяет надежду на то, что со временем болезнь роста будет преодолена. Надежда подкрепляется и тем, что в последние два-три года описанные выше тенденции стали несколько слабее. Мучительное, медленное и непоследовательное формирование гражданского общества в России всё же приводит к тому, что изоляционистское мировоззрение уступает место тому укорененному в Новом Завете въдению жизни, которое противоположно всякой ксенофобии и любому чувству эксклюзивности.
Каковы в целом перспективы развития религиозной ситуации в нашей стране? Они всё же не так плохи, как может показаться. Прежде всего, только в течение XX века христианство, в рамках традиции русского православия, как за пределами России, так и внутри нашей страны дало миру таких светлых людей, как отец Алексий Мечёв и архимандрит Софроний (Сахаров), отец Сергий Булгаков и мать Мария (Скобцова), отцы Николай Афанасьев и Александр Шмеман, архимандрит Таврион, митрополит Антоний (Блум) и отец Александр Мень.
Полное радости православие недавно канонизированного отца Алексия Мечёва, похожего одновременно на святого кюре из Арса и на итальянского народного святого Падре Пио, учение о духовной жизни отца Софрония (Сахарова) и его учителя старца Силуана, святая жизнь, литературное творчество и иконопись матери Марии, русской монахини из Парижа, которую можно назвать православной сестрою Эдит Штайн, – всё это духовный капитал, который указывает на то, что православие живо и не потеряло тот евангельский дух, что делает христиан настоящими учениками Иисуса.
Мать Мария – философ, поэт и ученый – полностью посвятила себя нищим и обездоленным, а во время войны в Париже спасала евреев, за что и была отправлена в газовую камеру. Ее соратник отец Димитрий Клепинин на вопрос гестаповцев, почему он так печется о евреях, взяв в руки свой наперсный крест и показав на изображение Иисуса, ответил: «А этого еврея вы знаете?» Это именно они, но никак не О.Платонов или В.Осипов самою своею жизнью отвечают на вопрос, чту такое православие.
Можно упомянуть и литургическое возрождение, связанное с трудами отцов Николая Афанасьева в Париже и Александра Шмемана в Нью-Йорке, и учение о молитве митрополита Антония (Блума), о живых и ориентированных на служение ближним общинах, ими созданных, ибо именно работа среди тех, кто болен, страдает, или изгнан из общества, или в прямом смысле выброшен на улицу, по слову Иисуса в двадцать пятой главе Евангелия от Матфея, исцеляет христиан от духовных недугов и нашу веру – от ее извращения. Наконец, нельзя не упомянуть о трудах отца Александра Меня, убитого в начале «перестройки», о его научной и пастырской деятельности, в которой было синтезировано всё, что сделали перечисленные выше православные подвижники, и, конечно, о его открытости христианам других исповеданий и вообще всякому человеку.
При этом необходимо иметь в виду, что и сегодня в Церкви есть немало духовно здоровых людей. Важно только, чтобы они не боялись «черной сотни», которая, конечно же, свидетельствует о себе гораздо громче, чем делают это тихие и трудолюбивые верующие люди. Вера – это не идеология и не призыв к борьбе с врагами, которые обнаруживаются повсюду. Православие не приемлет ни расистских, ни антисемитских, ни вообще ксенофобских теорий, ибо оно основано на Евангелии, которое Иисус обращает ко всем без исключения народам. Общество
