Сексуальная эволюция. Любовь без секса или секс без любви? - Муза Александровна Конина
ГЕРМИОНА/РУПЕРТ
Она должна была разрушить его, прежде чем он разрушит ее. Он взглянул на нее не то с ненавистью, не то с презрением.
Гермиона сочетает схемы дефективности и обладания особыми правами. Дефективность переживается Гермионой очень глубоко, наедине с собой. Об этом становится известно только читателю.
Люди со схемой обладания особыми правами считают себя особенными и полагают, что эта особенность (грандиозность) дает им право пренебрегать общепринятыми правилами и условностями.
Таким мужчинам и женщинам важны контроль и власть в отношениях с другими людьми. Они хотят диктовать правила всему миру и не готовы останавливаться на достигнутом.
Она не чувствовала твердой опоры под ногами, она висела над пропастью и, несмотря на все ее тщеславие и оборонительные сооружения, любая веселая и бойкая служанка единой усмешкой или презрительным взглядом могла ввергнуть ее в бездонную пропасть неуверенности в себе. Эта меланхоличная, раздираемая душевной мукой женщина постоянно нагромождала вокруг себя баррикады из эстетической философии, культуры, мировоззрения и равнодушия. Но этим она никогда не смогла заполнить страшную пропасть собственной неполноценности.
На окружающих же Гермиона производит впечатление «нахалки», ее сравнивают с «тупой, переоценивающей свои силы лошадью». Свою неполноценность красавица и аристократка Гермиона тщательно скрывает за свободными нравами, подчеркнутой свободой от социальных условностей. Она завязывает тесные отношения различного свойства со многими выдающимися мужчинами. Много лет находится в любовной связи с Джеральдом, который постоянно хочет от нее избавиться.
Она невероятно несвободна, зависима от Джеральда. Только …когда он был рядом, она чувствовала себя завершенной, она становилась цельной, самодостаточной. …Она сделала все, чтобы стать красивой, она упорно пыталась показать ему, несколько она красива, насколько превосходит остальных — только бы это убедило его. Но внутренней уверенности не было, как не было ее и раньше.
И только тогда они вместе…
Ее лицо сияло триумфом, точно у восстановленного в своих правах падшего ангела, но было в нем одновременно и что-то такое демоническое — ведь она держала Биркина под руку. А на его лице вообще не было никаких эмоций, она подавила его, овладела им, словно так и только так было ему предначертано.
Схема обладания особыми правами, возможно, возникла как следствие переживания дефективности и неполноценности. В отношениях с Рупертом поведение Гермионы определяет схема обладания особыми правами, поведение Руперта — схема подавленности.
Она нарушает и физическое пространство Руперта, преследует его.
— Я увидела вашу машину, — сказала она ему, — и решила поискать вас, вы же не против? Хотелось посмотреть на вас при исполнении служебных обязанностей.
Она долго смотрела на него игривым, свидетельствующим об их близких отношениях взглядом и вдруг коротко рассмеялась. Только после того она повернулась к Урсуле, которая, как и весь класс, наблюдала за сценкой между любовниками.
Она нарушает границы всех людей, которые связаны с Рупертом, пытаясь починять их.
Гермиона подошла к ней слишком близко, точно они были хорошо знакомы ранее (хотя как могли существовать между ними близкие отношения?), точно она пыталась подчинить Урсулу своей воле.
За неподчинение Гермиона наказывает унижением.
Сознание, что кто-то осмеливается ей противоречить даже в такой мелочи, подняло бурю в ее крови. Прогулка по парку была предназначена для всех без исключения.
Отказ Руперта идти на прогулку Гермиона комментирует:
— Ну, если малыш раскапризничался, оставим его в покое.
Она получила истинное удовольствие, оскорбляя его. Но он от этих слов еще больше замкнулся в себе.
Руперт оказывается ей недоступен, и Гермиона понимает, что произойдет разрыв. Отношения существуют за счет ее инициатив и манипуляций. Но удержать и подчинить его у нее не получается.
Она отвернулась, словно ей стало плохо, и вновь ощутила, что разрыв неизбежен. Ее разум не смог понять его слова, Биркин захватил ее врасплох, сметя все ее защитные механизмы, и уничтожил ее, словно он овладел какой-то коварной, магической силой. <…>
Она сглотнула и попыталась взять себя в руки. Но это ей не удавалось, она была неспособна понять его слова, ее воля была парализована. И хотя она призвала на помощь все свои силы, ей никак не удавалось оправиться от нанесенного им удара. Разбитая и уничтоженная, она ощущала всю боль и весь ужас своей гибели. А он все смотрел на нее, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Она мертвенно побледнела — казалось, кто-то выпил из ее жил всю кровь, и теперь она походила на привидение или на человека, которого мучают разъедающие душу призраки смерти. Она распрощалась с жизнью, словно мертвец, у которого разорвались все связи с божественной силой и внешним миром. Он же был все так же неумолим, все так же желал отомстить ей.
В конце концов единственным способом подчинить Руперта остается убийство. Но даже после нападения и попытки убить Руперта Гермиона продолжает обставлять его квартиру на глазах у другой женщины. На глазах у женщины, в которую Руперт влюблен. И он не может противостоять Гермионе. Он неуверенно отказывается от ее подарков. А Гермиона продолжает навязывать себя и свою заботу, подчеркивает свою значимость в его жизни.
Свои чувства Руперт вынужден подавлять, но они разрушают его изнутри, подкрепляют его болезненную схему.
Он взглянул на нее не то с ненавистью, не то с презрением, и в то же время его мучило сознание того, что он причиняет ей боль, что заставляет ее страдать, что является причиной ее страданий. Он и сам был себе противен. В какой-то момент ему захотелось пасть на колени и молить о прощении. Но в его душе бушевала буря, в которую превратилась застилающая красной пеленой глаза волна горечи и гнева.
Иногда он не в силах сдержать свои аффекты и набрасывается на Гермиону с унизительными обвинениями.
Ты стремишься подчинить все своей воле, ты нарочно заставляешь всех вокруг добровольно подчиняться твоей инициативе. Ты мечтаешь вобрать все в свою чертову голову, которую следовало бы раздавить, как орех. Ты станешь другой только тогда, когда тебя, как улитку,
