Мальчик, который спас Землю - Дидье ван Ковелер
Голос ее звучит мелодичнее обычного, она сообщает, что мы с планетой сотворены примерно одинаково. Корневая чакра человека, расположенная внизу спины, у Земли находится в Шасте, что в Калифорнии. Священная чакра под пупком человека у Земли находится в озере Титикака, на границе между Боливией и Перу, чакра солнечного сплетения – в Улуру[14], сердечная – в английском доисторическом местечке Стоунхендж, а горловая чакра тянется от Великой пирамиды Хеопса до Иерусалима. Головная, или коронная, чакра, связанная с космическими энергиями, расположена в тибетских Гималаях.
Она умолкает, давая мне время представить общую картину. Я считаю на пальцах.
– Одной не хватает.
– Да, чакры третьего глаза. Она перемещается. Обычно управляет ясновидением и воображением. После начала эры Водолея эта чакра оказалась в Стоунхендже.
– Там уже есть одна, разве нет? Двойное назначение?
– Скорее двойной эффект. Это единственная хорошая новость объединения: сегодня сердце управляет духовностью Земли.
– В глаза это не бросается.
– Смени оптику. Эти семь чакр связаны между собой теллурическими линиями, энергетическими сетями, обеспечивающими равновесие планеты и поддерживающими жизнь. На каждом из мест силы были изначально поставлены круги из гигантских камней, чтобы восстанавливать и подпитывать здоровье Земли. Нашествия, вторжения, бескультурье, фанатизм и различные типы загрязнений на протяжении веков постепенно закрыли акупунктурные точки, и сегодня они фактически полностью блокированы. Отсюда срочность проблемы. Земле так же плохо, как землянам, Тома. Устанавливать солнечные батареи, сортировать отходы, экономить электричество – все равно что лечить рак крови автозагаром. Нужно дать больным клеткам новую информацию, а не обманывать себя, маскируя катастрофу чистой совестью.
Я кивнул. Подумал: она сегодня задирает планку, и, если предложит мне учиться на рефлексотерапевта Земли, чтобы забыть о своей патологии, значит, конец близок. Моя клоунесса стремится любыми средствами продлить жизнь больного. Мне не хотелось усугублять ее разочарование от поражения, и я изобразил интерес.
– Но как можно реинформировать планету?
– Точно так же, как ты ухаживаешь за своим телом, борясь с паразитическими страданиями. Концентрация, визуализация, доверие и благодарность. Вера, в конце концов. Активная вера.
Она умолкает, давая мне время понять ее мысль.
– Ну, и?
– У меня есть команды, присоединенные к каждой из чакр, но маленький английский корреспондент покинул ряды, победив рассеянный склероз. Мне нужен командир ячейки в Стоунхендже. Им станешь ты.
– Это что, шутка такая?
Резкость тона сбивает ее с толку, губы растягиваются в улыбке.
– Скорее честь, и я знаю, что ты этого достоин.
Она сует мне в ладонь осколок голубого камешка, кладет на простыню снимок стоящего на траве круга из огромных менгиров.
– Это одно из главных мест Силы на Земле. Чтобы активировать его, целители эпохи неолита переместили на двести километров голубые каменные блоки, чей вес удерживает под давлением колебательные потоки. Подключись к деятельности этих людей, их цели, надежде, подвигу. Когда ты на расстоянии усилишь вибрации Стоунхенджа, сведенные почти к нулю туристами-селфистами и подземными работами, отправишься на место и завершишь взаимное исцеление.
– Но как?! Я привязан к этой кровати, к этой палате и к этому отделению!
– Ты сможешь, если будешь сильно мотивирован, и я дала тебе эту мотивацию. Без тебя, Тома, сердце Земли остановится.
– Это у меня сердце сбоит, если не забыла! Знаешь, что такое аритмия?
– Проблема сцепления. Я предложила тебе лекарство.
– Хватит издеваться! Ты дала мне мысленную подпорку, чтобы уменьшить боль, все остальное – полная туфта! Я не стану засирать себе мозги, исцеляя груду камней в надежде, что она в ответ исцелит меня!
– На сей раз, Тома, напрягать придется не мозги, вернее, не только их. Ты должен остановить строительство автомобильного тоннеля, который исказит энергию Стоунхенджа.
– Класс! Перенесусь туда на санитарном самолете и прикую себя цепью к одному из булыжников, чтобы «отвернуть» туннель?
– Например. Твой отец был бы рад отправиться на акцию вместе с тобой, так ведь?
Я смотрю на нее, стиснув зубы. Она и словечка не произносит случайно, но сейчас перешла грань дозволенного! Не знаю, что раздражает сильнее: то, что она все обо мне знает, или то, что относится к моему параличу почти несерьезно. Слова срываются с языка, как взбесившийся гейзер:
– Я больше не хочу тебя видеть, поняла? Дай мне спокойно сдохнуть, больше мне от тебя ничего не нужно! Ты уволена!
На мои крики прибежал доктор. Я велел ему вывести из палаты незваную гостью, иначе я пожалуюсь на домогательства к несовершеннолетнему. Проследив взглядом за моим указующим перстом, доктор Шрек говорит:
– Будьте любезны удалиться, мадам. Спасибо.
Слава богу, он ее видит – или притворяется, не желая спорить с галлюцинирующим пациентом в терминальной стадии болезни.
– Я в любом случае закончила, – едва слышно произносит она, убирая в карман фотографию менгиров и голубой камешек. – Я тебе больше не нужна, Тома.
Она берет со столика чиненый нос. Я в растерянности смотрю ей вслед и пытаюсь раздуть пожар моей ярости, призвав в свидетели врача, но тот отводит взгляд к температурному графику.
– Она совсем чокнутая! Даже снабдила меня ядом!
– Ядом?
– Да, ядом лягушки.
Я пытаюсь указать рукой на ящик прикроватной тумбочки, он перехватывает движение, достает желтую капсулу, рассматривает ее, нюхает.
– Phyllobates terribilis, – уточняю я. – Колумбийская лягушка. Ее яд мгновенно блокирует нейроны и убивает за десять секунд. Якобы…
Шрек задумчиво вглядывается в мое лицо, сует пилюлю в карман халата. Лицо у него становится очень сосредоточенным, он повторяет надтреснутым голосом:
– Phyllobates terribilis…
– По-моему, это Smarties. Говорю вам, она полная мифоманка. Считает себя то инопланетянкой, то полпредшей Земли, то Девой Марией… А на самом деле может оказаться медсестрой-антивакцинисткой, затеявшей все это представление, чтобы отомстить за увольнение.
Шрек выдерживает мой взгляд, но смотрит в пустоту и не слушает, потом стремительно выходит из палаты. Меня охватывает жуткий стыд: я понимаю, что он сейчас начнет расследование, выясняя, кто такая эта фальшивая волонтерка из «Посмеяться-в-больнице», и потребует арестовать ее за то, что подвергла опасности жизнь пациента паллиативного отделения. Она ведь желала мне только добра – и вот как я ее отблагодарил! Пытаюсь подняться, не выходит, но усилие лишает сил, и моя ярость постепенно превращается в недомогание. Я покрываюсь холодным потом, в груди колет, горло перехвачено, а мозг пытается выбраться из черепа, как засохшая зубная паста из тюбика. Говорю себе: «Ну все, трындец, так тебе и надо. Клоунесса была права насчет власти ментального воздействия. Стоило упомянуть яд лягушки – и вот он, эффект!» Роняю голову на подушку. Что-то происходит. Нечто иное. Смятение и подавленность опрокинулись в бездонную пустоту. Я чувствую себя полностью опустошенным. Умираю
