Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

правых. Именно поэтому он так настаивал на смене курса вправо, чему сопротивлялся Брюнинг. Еще одной существенной причиной стал запрет СА, доказывавший как раз беспристрастное отношение правительства к партиям, поскольку Союз красных фронтовиков был запрещен еще с мая 1929 года. Но Гинденбург, как и Грёнер, не был убежден в том, что национал-социалистов можно приравнивать к коммунистам, поскольку они все же совершенно по-разному относились к государству, к национальной идее и к военной службе. Поэтому запрет был предпринят со своего рода педагогической целью, а именно, отделить "прекрасный человеческий материал", собравшийся в СА, от тех, кто является большевиками по своей сути, и тем самым вернуть первых к сотрудничеству с государством.' Тем не менее Гинденбург считал этот запрет слишком жесткой мерой, в том числе потому, что военизированные формирования других партий не были запрещены. Он имел при этом в виду в первую очередь Рейхсбаннер, считавший сам себя надпартийным и республиканским объединением. И вот к всеобщему изумлению 1 июня рейхсканцлером был назначен малоизвестный депутат от Центра Франц фон Папен. Он образовал кабинет, где большинство мест занимали представители знати, так что не одни социал-демократы называли его кабинетом баронов. Новое правительство сразу приняло два важных решения: отменило запрет СА и ношения нацистской формы и распустило рейхстаг. Новые выборы были назначены на 31 июля. Сами по себе эти постановления были демократическими; они являли собой противоположность политике Брюнинга, который при создании своего второго кабинета в октябре 1931 года подчеркнул, что будет теперь еще более независим от партий. После выборов последних месяцев не оставалось сомнений, что рейхстаг, выбранный в сентябре 1930 года, не выражает воли народа. Но большая демократичность неизбежно означала в тот момент и больший радикализм, и с этой точки зрения постановления оказывались не в пользу демократии. Подобный парадокс можно наблюдать и в государственном перевороте 20 июля, когда было смещено правительство Брауна в Пруссии, а на его место поставлен рейхскомиссар в лице самого рейхсканцлера фон Папена. Дело в том, что правительство Брауна после тяжелого поражения на выборах 24 апреля сохранило лишь административные права, и то лишь потому, что старый ландтаг в последний момент предпринял весьма сомнительное изменение регламента. Тем самым правительство занимало не демократическую позицию и вызывало явное недовольство. Но его смещение обосновывали нарушениями общественного порядка, с которыми правительство Брауна якобы не сумело справиться, при том, что ответственно за эти нарушения, в первую очередь за кровавое воскресенье в Альтоне, было прежде всего имперское правительство, сделавшее возможным это шествие штурмовиков СА в коричневых формах по враждебно настроенным кварталам. Но подлинные причины смещения кабинета были другого порядка; они состояли в старой неприязни правых партий к красному царю Отто Брауну и кулыпур-большевизму, якобы насаждавшемуся прусским правительством, но, прежде всего, в озабоченности определенной тенденцией к антифашизму, проявившейся в переговорах, которые вел с коммунистами статс-секретарь Абегг. Присутствовало, конечно, и желание лишить национал-социалистов возможности распоряжаться прусской полицией, если бы они, договорившись с Центром, приобрели перевес в правительстве. Так что и в этом авторитарном акте демократические и антидемократические моменты были своеобразно переплетены между собой, и не удивительно, что ни со стороны правительства Брауна, ни со стороны социал-демократической партии не последовало никакого сопротивления. Ситуация – уже по причине наличия 6 миллионов безработных – была совсем другой, чем при призыве к всеобщей забастовке против Каппа в марте 1920 года, в том числе и потому, что на этот раз можно было заранее ожидать, что коммунисты попытаются извлечь из этого выгоду для своих целей. По этой причине прусская полиция никак не могла считаться полностью надежной. Еще в конце 1931 года прусский министр внутренних дел Зеверинг в одном из своих рескриптов прямо указывал, что участившиеся нарушения порядка и налеты связаны прежде всего с коммунистическими отрядами, формировавшимися в основном из членов распущенного Союза красных фронтовиков, но, возможно, и из рядов "Боевого союза борьбы с фашизмом".2 Поэтому капитуляция прусского правительства 20 июля не была ни беспричинной, ни непонятной. Фактически же она стала значительным шагом на пути, закончившемся пока выборами 31 июля, начиная с которых и для Германии в целом создалась ситуация, беспрецедентная в современном большом государстве. Национал-социалисты добились на этих выборах беспримерного триумфа, чему, впрочем, не приходилось удивляться после президентских выборов и результатов голосования в Пруссии: они получили 14 млн. голосов и 230 мандатов. Но и коммунисты могли не без основания утверждать, что одержали крупную победу: 5,3 миллиона голосов и 89 мест в рейхстаге достались им; теперь они были сильнее социал-демократов уже не только в Берлине, но и в большей части Рурской области и Средней Германии. Но в самом ли деле они близились к своей заветной – с первых дней республики – цели: стать партией немецкого рабочего класса! В выборном округе Хемниц-Цвикау, одной из старейших цитаделей рабочего движения, национал-социалисты получили около 550 000 голосов, социал-демократы – 260 000, коммунисты – 230 000, в то время как все остальные партии вместе едва дотягивали до 80 000. Во всяком случае, при таком составе рейхстага ни одно правительство не могло рассчитывать на большинство при голосовании, если национал-социалисты находились в оппозиции, поскольку вместе с коммунистами они имели негативное большинство в 52% голосов. Единственным выходом казалась коалиция между национал-социалистами и центром, и многие серьезно обсуждали возможность назначения Гитлера на пост рейхсканцлера; такую возможность не исключал, судя по всему, и имперский военный министр фон Шлейхер, все больше выдвигавшийся на передний план. Но межпартийные переговоры зашли в тупик, и решение должен был принимать Гинденбург, который не хотел никакого партийного правительства, не говоря уж о партийной диктатуре. Папен, со своей стороны, желая участия национал-социалистов в правительстве, тем не менее не стремился предоставить им ведущую роль. Результатом стала знаменитая беседа 13 августа, в ходе которой президент кратко и нелюбезно отказал лидеру самой сильной партии, причем с обоснованием, что он по совести не может взять на себя ответственность за назначение на пост рейхсканцлера человека, который требует всей полноты власти для себя и для своей партии. Вероятно, в этом отказе было заключено толкование, соответствовавшее сути, но не буквальному тексту заявленных притязаний, и Гитлер, судя по всему, долго не мог забыть полученную травму. Авторитарное правительство Папена вынуждено было оказывать сопротивление расколотой в себе народной воле, которой оно само же сперва проложило путь. Так возник указ от 9 августа против политического террора, предусматривавший смертную казнь за убийство по политическим мотивам. Это тут же поставило правительство в трудное положение: