Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

резкие протесты немцев. Ввиду несомненной силы правых коммунисты дополнили свои подготовительные мероприятия новым политическим курсом, так называемой "шлагетеровской линией". 20 июня 1923 г. Карл Радек произнес в Москве свою знаменитую речь "Лео Шла-гетер, путешественник в ничто", в которой пытался убедить правых сторонников активного сопротивления в том, что они должны стать на сторону борющихся рабочих, если в самом деле хотят по образцу Гнайзенау и Шарнгорста возглавить национально-освободительное движение. Только когда дело народа станет делом нации, говорил Радек, дело нации сможет стать делом народа, потому что только тогда возможно возникновение той железной фаланги работников умственного труда и работников ручного труда, которая принадлежит к лагерю труда, а не к лагерю капитала. 4 Коммунисты и представители правых националистов дискутировали после этого целое лето, и Радек выдвигал в ходе этой дискуссии примечательные тезисы вроде следующего: "‹…› Если немецкий рабочий класс не сможет внушить массам мелкой буржуазии эту веру ‹в то, что единственным выходом является совместная борьба с нуждой›, он будет разбит, или, по крайней мере, его победа отодвинется в далекое будущее".5 В качестве правильного метода Радек называл "рабочее правительство", которое должно включать, кроме коммунистов, также левых социалистов и прежде всего завоевать симпатии той самой мелкой буржуазии, поскольку будет "готовиться к отважной борьбе, при необходимости и с оружием в руках, против версальских наместников". Радек выказал определенное уважение даже к фашистам в собственном смысле, сторонникам Гитлера и Людендорфа: по его словам, в то время как коммунисты, постоянно организуя бесчисленные собрания, близки к тому, чтобы привлечь на свою сторону большинство самых активных немецких рабочих, у социал-демократов царит гробовое спокойствие, и активная сила контрреволюции перешла теперь к фашистам.

Время от времени дело доходило в рамках "шлагетеровской линии" даже до настоящих предложений союза. Так, Рут Фишер, главная представительница левых в партии якобы сказала, выступая 25 июля 1923 г. перед студентами в актовом зале гимназии Доротеенштадта: "Кто призывает к борьбе против еврейского капитала, тот уже участвует в классовой борьбе, даже если сам не подозревает об этом ‹…› Так держать! Растопчите еврейских капиталистов, повесьте их на фонарях, раздавите их! Но, господа, как вы относитесь к крупным капиталистам, к Стиннесу и Клёк-неру?" 8 Возможно, что корреспондент Франц Пфемферт позволил себе некоторую поэтическую свободу в передаче ее выражений; однако и в 1923 году, и позже подобных высказываний встречается достаточно, чтобы утверждать, что многие коммунисты в моменты ослабленного самоконтроля признавали национал-социалистский антисемитизм в случаях, когда он бывал направлен на евреев из числа буржуазии, заслуживающей одобрения предварительной и неполной формой настоящего, коммунистического плана уничтожения.'

Однако в целом тем не менее не подлежит сомнению, что КПГ стремилась не только нейтрализовать, но и вовсе истребить фашистов в собственном смысле, сторонников Гитлера и Людендорфа, хотя Радек совершенно так же, как Гитлер и Людендорф, считал, что Германия пребывает "в глубочайшем бессилии и унижении" и объявлял "пацифистские фразы в устах представителей угнетенного и раздробленного народа" "трусостью или ложью", против которой должны восставать все здоровые инстинкты народа". Например, коммунистическое партийное руководство потребовало 12 июля, чтобы каждый пятый фашист был поставлен к стенке, поскольку фашисты хотели расстрелять каждого десятого бастующего рабочего", а уже в апреле "Роте Фане" опубликовала длинный доклад бежавшего в Россию коммуниста, из которого ясно следовало, что предстоящая революция понимается не только как внутреннее дело Германии: теми же средствами, говорилось в статье, к которым прибегает сейчас немецкая буржуазия, а именно, с помощью призыва к национальным чувствам пролетариата, пыталась и "русская буржуазия в свой смертный час" отсрочить свою гибель. В беседе с главнокомандующим Западного фронта товарищем Тухачевским корреспондент как представитель ЦК КПГ убедился, что Красная Армия полна энтузиазма прийти на помощь немецкому пролетариату, и что ее при этом ничто не остановит: "Русская армия сметет, как былинку, польскую насыпь, которая будет отделять ее от немецкого пролетариата в его роковой час".

Самого большого успеха Коммунистическая партия добилась, когда организованные ею массовые забастовки и демонстрации вынудили 12 августа 1923 года правительство Куно уйти в отставку. Судя по всему, Густав Штреземан, заступивший с помощью социал-демократов место Куно, рассматривал себя как последний козырь в ситуации, которая могла привести в скором времени к революционному перевороту и тем самым к распаду Германского Рейха. Но именно потому, что в правительстве были так сильны социал-демократы, решительные правые из окружения немецких националистов стремились к более энергичному правительству на-гпюнальной диктатуры.

Таким образом, три линии подготовки шли параллельно. Штреземан с 26 сентября положил конец пассивному сопротивлению, которое успело уже совершенно подорвать немецкую валюту; его обещание новой твердой валюты вдохнуло во всех большие надежды. Германские националисты доверяли генералу фон Секту, возлагали надежды на Баварию генерального государственного комиссара фон Кара или строили планы Национальной Директории. Генрих Брандлер отправился в Москву и вел долгие переговоры с советскими руководителями, которые тоже были исполнены энтузиазма по поводу предстоящей немецкой революции. Так надвигался немецкий Октябрь.

В "Роте Фане" стали появляться зажигательные письма Троцкого, Зиновьева, Бухарина и Сталина. Письмо Сталина, появившееся в августе, было адресовано Тальгеймеру; оно гласило: "Грядущая революция в Германии – важнейшее событие наших дней. Победа революции в Германии будет иметь большее значение для пролетариата Европы и Америки, чем победа русской революции 6 лет назад. Победа немецкого пролетариата, без сомнения, перенесет центр мировой революции из Москвы в Берлин ‹…›"13. Зиновьев опубликовал в "Инпрекоре" длинную серию статей о "Проблемах немецкой революции"; в них прямо-таки трогательно выражено облегчение заброшенного в "недоразвитые отношения" марксиста, который видит, наконец, приближение "классической пролетарской революции"; и тут у него вырывается фраза, казавшаяся, возможно, великодушной в русской перспективе, но показывающая яснее ясного, как мало стоило доверять радековскому заигрыванию с мелкобуржуазными или националистически настроенными массам: именно потому, что в Германии пролетариат составляет большинство, говорит Зиновьев, немецкий пролетариат не будет, "по крайней мере на первых порах", грубо игнорировать жизненные интересы городской мелкой буржуазии.ы

В начале октября коммунисты вошли в рабочие правительства Саксонии и Тюрингии, где уже довольно давно стали создаваться пролетарские сотни. Руководитель партии Генрих Брандлер, возглавивший теперь государственную канцелярию в Дрездене, был озабочен отныне, согласно его собственным позднейшим утверждениям, почти исключительно добычей оружия. |5 На конференции производственных советов в Хемнице было предложено призвать 21 октября к всеобщей забастовке и тем самым начать борьбу за власть. Но, хотя оборонительные лозунги защиты от "баварских фашистов" были очень популярны, союзничавшие с коммунистами левые социалисты, а по сути дела, и массы, не хотели начинать гражданскую войну наступательного характера, к которой определенно стремилось