Нефть и мир. «Семь сестер» – дом, который построил Джон - Леонид В. Крутаков
Остановить падение и продолжить финансирование войны (плохо прогнозируемый результат, большой объем рисков) удалось за счет роста государственного долга (кредит 1-го уровня). Как отметил Уильям Силбер, центральные банки воюющих стран взяли на себя жесткое управление денежными рынками Нью-Йорка, Лондона, Парижа и Берлина[381]. Все крупные торговые операции были переведены в административно-командный формат (карточки, квоты, лимиты). Этот шаг позволил наращивать военное производство вопреки краткосрочной конъюнктуре (страхам) частных «инвесторов»[382].
Когда Силбер писал о денежных рынках Лондона и Парижа, он вольно или невольно лукавил. Как уже отмечалось выше, Англия, Франция и Россия в 1915 году объединили свои золотые резервы, чтобы использовать их для поддержания курса фунта стерлингов и франка на Уолл-стрит[383]. Начиная с 1915 по 1917 год (вступление США в войну) у Антанты был один-единственный («общий») рынок долга для финансирования победы (мир будущего) – фондовая биржа Нью-Йорка.
К 1917 году корпоративный долг США (кредит 2-го уровня) достиг своих пределов (обобществленная вера в конечный результат, в победу). Для расширения пространства долга требовался другой уровень ответственности, «частное» финансирование войны надо было менять на государственное. 6 апреля 1917 года Конгресс США объявит войну Германии, а три недели спустя одобрит выпуск первой партии облигаций Liberty Bonds («Заем свободы») с совокупным лимитом в 5 млрд долл. (106 млрд в эквиваленте 2021 года).
В общепринятой (канонизированной) историософии причиной вступления США в Great War считается подводная война Германии. В логике новой доминантной модели такой причиной является необходимость создания новой финансовой архитектуры. Америка долго избегала прямого участия в войне, финансируя Антанту через частные займы, старалась остаться над схваткой (изнурение политических элит Европы, «мир без победителей»).
В логике модели так же закономерно и обоснованно (причинно-следственная связь) выглядит создание в 1913 году (накануне Great War) Федеральной резервной системы США. Новая финансовая архитектура без централизации надзорных функций была невозможна. Надпись «Порядок нового века» (лат. Novus ordo seclorum) украсит первую однодолларовую купюру, выпущенную ФРС США.
Модель вышла на уровень межгосударственных обязательств, оценивавшихся ранее через золотой стандарт. Новый формат требовал качественно иного уровня гарантий. Общий градиент движения в будущее подразумевает отказ от национальных (конкретика) амбиций в пользу всеобщего (абстракция) блага. Чтобы объединить Nation States в наднациональный проект (корпоративный мир), необходимо было обобществить национальные долги в едином пространстве, сделать Nation States кредиторами 2-го уровня по отношению к ФРС США, превратить их в ООО («инфузории Анохина»), подавить субъектность (историческая память, ощущение в роде).
Общее пространство долга позволяет эмитенту мировой резервной валюты (единый эквивалент стоимости) таргетировать инфляцию в отношениях с другими кредиторами 1-го уровня (эмитенты национальных валют), перераспределять общие эффекты роста в свою пользу (парадокс Триффина). Проще говоря, общий кредит позволяет управлять целевыми показателями Nation States (англ. target – «цель»), обесценивать их будущее по отношению к «общему» будущему, в полном соответствии с дефляционной теорией Ирвинга Фишера. Речь о свободном перетоке капитала, перенаправлении инвестиционной активности с национальных целей развития на «общие» (точнее, американские. – Л. К.).
В войну США вступили как нельзя вовремя. К концу 1916 года американские корпорации сделали ставки (инвестировали) на победу Антанты в 2 млрд долл. (почти 50 млрд в эквиваленте 2021 года). Основной объем европейских займов для Антанты на Уолл-стрит размещал банкирский дом Моргана[384]. В ходе только одной наступательной операции на Сомме Морган под гарантии правительства Англии привлек для закупок союзниками американского сырья и полуфабрикатов более миллиарда долларов, что составляло 45 % военных расходов Антанты за тот период[385].
Всего за один 1916 год стоимость прошедших через банкирский дом Моргана заказов Антанты превысила весь экспорт США за несколько предвоенных лет. К середине следующего, 1917 года Британская империя оказалась на грани банального банкротства. От дефолта по американским частным займам недавнюю владычицу мира (Pax Britannica) отделяло буквально несколько часов[386].
Весной 1917 года министр финансов США Уильям Макэду (зять президента Вильсона. – Л. К.) ясно и открыто заявлял, что намерен заменить фунт стерлингов долларом в качестве мировой резервной валюты[387]. А Джон Мейнард Кейнс утверждал, что администрация Вильсона осознанно довела Британию до состояния «полной финансовой беспомощности и зависимости»[388].
Вскоре после объявления Конгрессом США войны Германии и одобрения первой эмиссии Liberty bond («обещания денег») Макэду переведет Англии аванс в размере 685 млн долл.[389] Из первого транша Liberty Bonds в 5 млрд долл. три предназначались для кредитования Антанты (экспансия модели, конвертация национальных обязательств Англии, Франции и России в пространство «общего» долга).
Иллюстрация 38. Примеры плакатов, рекламирующих Облигации свободы [Liberty Bonds] в 1917–1918 годах
К моменту заключения Версальского договора стоимость закупленных Англией (гарантом долгов всей Антанты) товаров в США перевалила за 7 млрд долл., а к весне 1919 года она достигла 10 млрд (почти 180 млрд в эквиваленте 2021 года). Общий долг Америки (де-факто общим он был для всего «концерта мировых держав») достиг 27 млрд долл. (485 млрд в эквиваленте 2021 года)[390].
Переход от скрытого (частный долг 2-го уровня) к открытому (государственный долг 1-го уровня) кредитованию войны еще сильнее политизировал мировую финансовую архитектуру. Одобряя эмиссию Liberty Bonds, Конгресс США поставил условие: все получаемые займы Антанта обязана тратить только в Америке. Союзнический совет по вопросам снабжения армий Антанты работал под непосредственным контролем заместителя финансов США, а все заказы напрямую направлялись в Американский совет военной промышленности[391].
Был создан исторически беспрецедентный инвестиционный механизм, который административно связал эмиссионные возможности государственного аппарата и производственные мощности частного бизнеса США. Сам по себе механизм не уникален, лежит в основе любого национального проекта (макросистема). На национальном уровне в годы Великой войны он проявил себя особенно ярко в Германии. Позже этот механизм (плановая экономика) заимствует и сделает своим базисом советский проект, что поможет ему выстоять во Второй мировой войне.
В мае 1918 года Ленин будет писать в «Правде»: организация экономики военного времени, созданная Вальтером Ратенау, есть «наглядное материальное осуществление экономических, производственных, общественно-хозяйственных… условий социализма»[392]. В Германии, как утверждал глава Советской России, зародилась такая форма капитализма (государственный капитализм. – Л. К.), которая станет краеугольным камнем социалистического будущего.
Эксклюзивным американский механизм инвестиций делала его межгосударственная природа. На национальном уровне ответственность за обобществленный долг (смета проекта будущего) несет социум, внутри которого распределяются эффекты роста (совокупный общественный продукт). В пределах одной макросистемы инвестиционный механизм роста заложен в основу социальной иерархии, отражается в системе обратных связей общества.
Внутри Nation State онтология порядка (оправданность, устойчивость иерархии) опирается на два ключевых параметра (соотнесенность одного с
