На пути к сверхдержаве. Государство и право во времена войны и мира (1939–1953) - Павел Владимирович Крашенинников
Через год, 17 февраля 1953 г., министр госбезопасности С. Д. Игнатьев направил И. В. Сталину проект обвинительного заключения по делу В. С. Абакумова и др. Абакумов якобы не принял никаких мер к проверке сигналов об угрозе жизни члена Политбюро ЦК ВКП (б) А. А. Жданова, препятствовал разоблачению группы «врачей-отравителей», орудовавших в Лечсанупре. Ему ставилось в вину, что он не выполнил указания ЦК КПСС в расследовании связей с иностранной разведкой врага народа, бывшего члена ЦК ВКП (б) А. А. Кузнецова и участников его изменнической группы, орудовавшей в партийном и советском аппарате в Ленинграде. Вредительски расследовал преступную деятельность арестованных еврейских националистов, действовавших под прикрытием Еврейского антифашистского комитета.
Получилось, что Абакумов и его сообщники преднамеренно «глушили» сигналы о террористической деятельности участников вражеского подполья против руководителей партии и правительства, вовремя не выявили «врачей-отравителей», помешали вскрыть шпионскую связь врага народа Кузнецова и участников его изменнической группы с иностранной разведкой, а также «смазали и погасили» ряд других дел на опасных государственных преступников[583].
Сталина не устроил представленный проект обвинительного заключения. Из его редакционных пометок на документе видно, что он лично руководил следствием и определял степень виновности. Он практически изменил смысл документа. По его мнению, среди врачей есть тайная организация, которая старается так лечить высокопоставленных больных, чтобы сократить их жизнь. Также, по его мнению, Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существовавшую законспирированную группу врачей, выполнявших задания иностранных агентов. Ведь Этингер признался, что имел террористические намерения в отношении Щербакова и принял все меры к тому, чтобы сократить жизнь[584].
Таким образом, в одной точке сошлись сразу несколько дел: дело врачей-отравителей создавало видимость объективной основы дела ЕАК и всей антисемитской кампании, дело Абакумова фундировало дело врачей-отравителей и позволяло хоть как-то объяснить Ленинградское дело[585]. Опускавшаяся на страну шизофрения грядущего передела власти, столкнувшись с трезвой расчетливостью интриганов, породила мощное торнадо паранойи, затягивавшее в свою воронку все больше находившихся поблизости от власти людей.
В сентябре 1952 г. следователи, допрашивая заместителя начальника Следственной части по особо важным делам Л. Л. Шварцмана, выбили из него показания, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова. Шварцман сообщил, что о его замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. Причинами подготовки покушения должны были стать в первом случае – в 1950 г. – «разгром националистов, орудовавших под прикрытием Еврейского антифашистского комитета», во втором – в 1951 г. – месть за разоблачение вражеской деятельности Абакумова[586].
Делая свою «работу», сотрудники МГБ из их же заслуженных коллег, с кем работали и общались, соорудили банду опасных диверсантов.
Понятно, что все, с позволения сказать, расследования в ходе антисемитской кампании и разгрома МГБ осуществлялись вне рамок позитивного права и процессуального законодательства, по указке партийных органов и с применением пыток. Самое невероятное, что чекистов обвиняли и в «нарушении социалистической законности», то есть в применении этих же самых пыток. Юридическая и другая общественность была в шоке, видя, как дискредитируются правоохранительные органы, и задавалась вопросами: в кого же теперь верить, где искать правду?
Началась всеобщая свалка по принципу «все против всех». Компромат искали на всех без исключения высших государственных деятелей, включая даже самого прожженного интригана Л. П. Берию, который после триумфального завершения атомного проекта был в фаворе.
9 ноября 1951 г. вышло постановление ЦК ВКП (б) «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе товарища Барамия». Так было запущено так называемое Мингрельское[587] дело. Сначала это было заурядное уголовное антикоррупционное расследование, но вскоре оно переросло в политическое. Секретарь ЦК Компартии Грузии Барамия был мингрелом по происхождению. Вместе с ним арестовали 36 человек. Более 400 сняли с постов. Подавляющее большинство из них были мингрелами. Их обвиняли в связях с националистической эмиграцией и турецкими спецслужбами. В 1951–1953 гг. по Мингрельскому делу были арестованы еще не менее 500 человек, в том числе 7 из 11 членов ЦК КП Грузии, 427 секретарей обкомов, горкомов и райкомов партии[588].
Наряду со сбором порочащих материалов на руководителей республики компромат в широких масштабах разыскивали на самого Берию – «Большого мингрела». Были произведены аресты высших прокурорских и партийных деятелей Грузии – выдвиженцев Берии. Проводилась слежка за родственниками Берии в Грузии. На квартире его матери в Тбилиси была установлена прослушка. Все это выяснилось после ареста министра госбезопасности Грузии Н. М. Рухадзе 4 февраля 1953 г.[589]
16 ноября 1951 г. появилось постановление ЦК ВКП (б) «О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов». Сталин назначил Берию главой партийной комиссии по расследованию и направил его в Тбилиси. Берия уверенной рукой выполнял возложенные на него функции: следил за эффективностью чистки, арестов, высылки, а также осуществлял закрытие мингрельских газет. В очередной раз малая народность пала жертвой политических интриг. Берия нисколько не сомневался, что все происходящее – черная метка для него лично.
После XIX съезда партии (октябрь 1952 г.) прошли новые аресты, на этот раз в ближайшем окружении Сталина. Среди арестованных были генерал-лейтенант Н. С. Власик, начальник личной охраны Сталина, и генерал-майор С. Ф. Кузьмичев, служивший в личной охране Сталина. В январе 1953 г. арестовали еще 5 человек из ближайшего окружения Сталина по обвинению в шпионаже.
Власика стараниями Берии обвинили в том, что он просмотрел врачей-отравителей среди кремлевских докторов, а также в злоупотреблении служебным положением и в моральном разложении. Парадоксально, но Сталин, который прежде защищал своего верного телохранителя и сквозь пальцы смотрел на его похождения и злоупотребления, вдруг отдал Власика на растерзание его злейшим врагам. Причем дополнительно подзадорил их, сообщив о негативных высказываниях Власика в адрес Берии и руководства МГБ. И сделал он это потому, что в лихорадке подковерной кремлевской борьбы Власик искал опору именно в Берии и постоянно информировал его о состоянии здоровья Сталина[590]. Получается, что Власик не выдержал проверки вождя на лояльность.
Берия даже уговорил Сталина уволить его многолетнего секретаря А. Н. Поскребышева, намекая на его возможную причастность к «утечке государственных
