Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров
Условно говоря, возникновением рыночной экономики мы обязаны распаду советского государства, а ее ростом и развитием – «силовым предпринимателям», как бы дики и отвратительны ни казались нам использовавшиеся ими методы. Утюг и паяльник как гаранты рыночного обмена были неприятны, но необходимы!
Волков также прослеживает эволюцию силового предпринимательства от «кочующего» к «стационарному» (постоянному) бандитизму (терминология Мансура Олсона). Уже к 1993–1995 гг. в результате бандитских войн были уничтожены наиболее «отмороженные» банды, а выжившие занялись легализацией и встраиванием в официальные экономические и политические структуры. Этому способствовал принятый в середине 1990-х годов Закон «О частных охранных предприятиях» – один из немногих законов, конституировавших и введших в легальное русло такое самопроизвольно возникшее общественное явление, как «силовое предпринимательство».
Яркий пример – история «тамбовской» (Петербург) и «уралмашевской» (Екатеринбург) ОПГ, быстро прошедших путь от рэкетиров до владельцев крупных объектов топливной, машиностроительной и проч. отраслей. Впрочем, и они со временем были разгромлены «силовыми предпринимателями» из государственных органов, обладающих куда лучшими кадрами, информационными ресурсами и большей легитимностью.
Попутно Волков изучает массу интересных процессов и явлений: складывание государства, налоговой системы, историю сицилийской и американской мафии и т. д. – и показывает их подобия и различия с отечественной ситуацией 1990-2000-х годов.
Всячески рекомендую к прочтению эту работу не только как опыт осмысления чрезвычайно важных процессов новой российской истории, но и как пример критического и творческого применения наработанных мировой социологией теоретических моделей к отечественным реалиям.
Евгений Вышенков
Именем братвы
Происхождение гангстера от спортсмена, или 30 лет со смерти СССР
М.: ACT, 2022
Дискуссия о криминальной революции, сопровождавшей распад СССР и маркетизацию России, пошла на новый виток в связи с выходом телесериала «Слово пацана». Литературный вклад в нее представляет прежде всего одноименный текст Роберта Гараева, научный – классическая работа Вадима Волкова «Силовое предпринимательство». Гараев описывает генезис перестроечного бандитизма на материале Казани, Волков – на материале Петербурга. Два этих города стали криминальными столицами страны в «лихие девяностые». Еще один талантливый текст на актуальную тему принадлежит перу Евгения Вышенкова – петербургского спортсмена и следователя, затем – гангстера, зэка и наконец – журналиста и писателя. Вышенков сам был «частью того мощнейшего движения советских спортсменов, которое надолго подмяло под себя власть на улицах». Если казанские гангстеры вышли из дворовых «качалок» и межквартальных драк «стенка на стенку», то их питерские коллеги и конкуренты начинали со спорта высоких (не всегда) достижений. Те и другие оказались вовлечены в водоворот позднесоветской истории – и сыграли в ней яркую, но довольно недолгую роль.
Все началось с того, что к концу 1970-х годов в СССР практически перестали работать социальные лифты. При Брежневе номенклатура расселась прочно, все карьерные лестницы оказались заполнены. Прежние траектории больше не давали особых социальных и материальных преимуществ. «Скрытая инфляция и дефицит уравнивали между собой социальные низы и средний класс… Слова „доцент“, „инженер“, „хирург“, „офицер“ уже потеряли былое обаяние. Теперь бармен, продавец, автослесарь – вот привилегированные позиции. Именно эти люди ближе всего подобрались к желанной потребительской триаде: „дачка, тачка и собачка“». Произошла «приватизация жизни», люди наконец отделили личное от общественного. Активное меньшинство перестало полагаться на государство и начало строить свою жизнь вне официальных возможностей. Каждый уважающий себя мужчина должен быть «халтурить» и «крутиться». Низовое неофициальное мелкое квазипредпринимательство требовало защиты, и ее предоставили вчерашние спортсмены. Они ведь и сами угодили в карьерную «пробку» на пути к жизненному успеху. Спортсмены поняли, что работники торговли получают доход неизмеримо больший, чем они. А век спортсмена короток и настоящей профессии не дает… Так молодые чемпионы пошли в вышибалы баров и ресторанов. Это называлось «стоять на воротах».
Именно «на воротах» они и увидели, как на самом деле делаются деньги, и начали искать собственный путь наверх. Они стали одним из квазирыночных сословий позднего СССР – наравне с барменами, таксистами и фарцовщиками. Постепенно вышибалы образовали своеобразную социальную сеть «воротчиков». Дальнейшее развитие этого сообщества тесно связано с экономическими реформами Горбачева и нарастанием кризиса советского потребительского рынка. Если бы не эти события, спортсмены со временем пошли бы в бармены – и доросли бы через десятилетия до директоров ресторанных трестов, вошли бы в районную элиту. Вместо этого они уже в 1987–1988 гг. начали «крышевать» первые полузаконные рынки, формировать первоначальные накопления на тогдашнем массовом умопомешательстве – игре в «наперстки», делить сферы влияния, вооружаться и брать «под покровительство» первых кооператоров. Первый раскол «сети» Вышенков датирует 18 декабря 1988 г., когда из-за ссоры по поводу контроля над рынком у платформы Девяткино «братва» разделилась на два больших клана – Малышева и Кумарина («тамбовский»). Основную силу дерущихся составили боксеры и борцы. Тогда же в Ленинградском УВД появился отдел по борьбе с организованной преступностью…
Такова «история о происхождении головореза из мастера спорта и об обратном обращении гангстера в верноподданного трону». Книга Вышенкова объясняет, «кактак вышло, что воспитанное коммунистической моралью братство чемпионов незаметно мутировало, а потом внезапно возглавило могущественные кланы серийных убийц». Спортсмены довольно быстро перехватили власть внутри криминального сообщества, которым до тех пор руководили заслуженные советские «воры». На протяжении 1960-1970-х годов власть профессиональных «воров» в криминальном сообществе постепенно подтачивалась, истончалась и разлагалась. Она не выдержала искушения ранним рынком и пала в столкновении с новой, гораздо более витальной и агрессивной силой – бандитской «братвой».
«Братва подняла знамя новой этики и эстетики. Если в основе воровской веры было слово, то в бандитской сути – сила». Примерно в 1991 г., с падением советской власти, братва стала хозяевами Петербурга. Демотивированные и запуганные милиционеры помехой им уже не были, дискредитированные спецслужбы – тем более. Прогрессивная роль оргпреступности проявилась в том, что «братва взяла на себя не только роль налоговой полиции, но и арбитража, функции судебных приставов, вплоть до банкротных управляющих и отзыва лицензий». Решения принимались и конфликты разрешались чрезвычайно оперативно – и кроваво. Начался расцвет бандитской эстетики: тяжеленные золотые цепи и громадные кресты украсили толстые шеи крепких парней, одетых в спортивные костюмы, малиновые пиджаки и
