Культура Древнего Рима. Том I - Е. М. Штаерман
Священными были не только деревья, но и некоторые травы: посвященный Марсу gramen, якобы росший из человеческой крови, вербена, росшая на Капитолии, и вообще дерн, который клали перед жертвоприношениями на алтари (Serv. Aen., XII, 119–120). Столь значительная роль деревьев, растительности, леса, лесных божеств в культе и легендарной предыстории Рима делает вероятным существование каких-то мифов, связанных с лесом и деревьями, в частности о происхождении людей от деревьев, мифов, имевшихся и у других народов[40].
Существовал также у римлян обычный для многих народов культ возвышенностей и камней. Так, Юпитер имел имя lapis, клятва которым считалась особенно священной (Serv. Aen., VIII, 641; Aul. Gell., I, 11). Со скалой была связана Добрая богиня — Bona Dea (Ovid. Fast., V, 149–159), впоследствии приобретшая особенное значение как объект женского культа, считавшаяся ученой дочерью Фавна, имя которой было табу (Serv. Aen., VIII, 314). Еще более распространено было почитание водных источников (по Сервию, «нет источника не священного». — Aen., VII, 84), культ которых был объединен в культе бога Фоне с праздником Фонтаналий. С водной стихией был связан и бог Нептун.
Почитались и некоторые звери: уже упоминавшийся дятел, орел (птица Юпитера), бык и особенно волк. Помимо волчьего праздника Лунеркалий и предания о кормившей Ромула и Рема волчице, с волками были связаны разные поверья, говорящие об их роли в древние времена. Когда новобрачная входила в дом жениха, порог натирался волчьим жиром: считалось, что волчий жир и части тела волка помогают от многих болезней. Рассказывали, что волчица в присутствии сородичей сочетается браком с супругом, а потеряв его, более не вступает в брак (Serv. Aen., IV, 458), — факт немаловажный, учитывая уважение римлян к женщинам, состоявшим в браке только один раз. Верили, что некоторые люди могут превращаться в волков, а человек, которого волк, выйдя из лесу, увидит первым, лишается голоса (Serv. Bucol., VIII, 97; IX, 54; Plin.?.?.. VIII, 34, 1–2). Волку приписывались особые магические свойства (Inn., Philarg. Bucol., VIII, 97), шерсть и копчик его хвоста якобы помогали добиться любви; встреча с волком, переходившим человеку дорогу с правой стороны, предвещала необыкновенную удачу (Plin.?.?.. VIII, 24, 3). Возможно, что с этими животными были связаны и какие-то мифы. По словам Дионисия Галикарнасского (I, 59), на форуме Лавиния стояли очень древние бронзовые изваяния волка, лисы и орла, напоминавшие о предзнаменовании, имевшем место тогда, когда Эней строил город: в лесу загорелся огонь, волк в пасти принес сухое дерево и бросил его в пламя, а орел раздувал его крыльями; лиса же пыталась загасить огонь намоченным в воде хвостом, но этой ей не удалось. Эней понял, что это означает процветание города и зависть соседей, которую он победит с помощью богов. Правда, неизвестно, когда сложилась эта легенда и восходит ли она к каким-то древнейшим корням.
Как известно, в примитивных религиях большое место занимали мифы, связанные с инициацией. В исторические времена обряды инициации у римлян не засвидетельствованы. Переход мальчика в разряд взрослых знаменовался тем, что он посвящал свою детскую буллу домашним Ларам, приносил жертву богине юности — Ювентас, почитавшейся вместе с Юпитером на Капитолии, и одевал мужскую тогу. Существует, однако, мнение, что некоторые реминисценции инициации сохранялись в обрядах луперкалий[41]. Возможно, они отразились и в обычае приносить богине Мании в дар куклы вместо некогда приносившихся ей в жертву детей. Мания была мрачной хтонической богиней, культ которой был как-то связан с культом Ларов, видимо, возникшим из культа предков (о чем подробнее дальше), и вполне могла быть аналогична якобы пожиравшему посвящаемых чудовищу, игравшему, как и духи предков, главную роль в обрядах инициации у разных народов[42]. Впоследствии мнимая смерть посвящаемых (обязательный момент инициации, когда юноша будто бы умирал, а затем воскресал уже полноправным взрослым мужчиной) могла быть интерпретирована как реальные кровавые жертвы.
Возможно, имелись и мифы о священных браках. Выше уже приводились соображения Фрезера о таких браках, между прочим о браке Вирбия и Дианы. Их история (Вирбий, впоследствии отождествленный с Ипполитом, погибал растерзанный конями) близка к распространенным у разных народов мифам о «хозяйке леса» и ее смертном, погибавшем от ее гнева любовнике — охотнике или пастухе[43]. Отождествление Вирбия с Ипполитом, якобы воскрешенным Дианой и перенесенным на озеро Неми, возможно, обусловливалось наличием какого-то мифа о Диане и Вирбии, давшего повод для такого отождествления. Может быть, трансформировавшимся до неузнаваемости мифом о сакральном браке была история Акки Ларентии. По одной версии, она была кормилицей Ромула и Рема, по другой — это гетера, проведшая ночь с Гераклом в его храме, а затем выданная им замуж за богатейшего человека. Оставленное мужем состояние она завещала римскому народу, за что ей воздавался культ и справлялся посвященный ей праздник Ларенталий. Ее статус гетеры роднит ее с теми духами растительности, праздники которых сопровождались сексуальной свободой, якобы стимулировавшей плодородие земли. В Риме существовал такой веселый и разнузданный праздник — Флоралии (в честь Флоры), в котором активное участие принимали проститутки (Ovid. Fast, V, 278–373).
К мифам о сакральных браках могли относиться и истории о союзе девушек, свободных и рабынь, с божеством домашнего очага, от которого рождались герои, основатели и законодатели.
Если высказанные предположения в какой-то мере справедливы, то наличие в древнейшем Риме мифологии, сходной с мифологией стадиально близких народов, можно считать вполне вероятным и не считать римлян в этом плане каким-то исключением. С другими народами их сближает и почитание божественных множественностей[44] — Фавнов, Сильванов, Ларов, манов, Юнон (сообщавших плодовитость женщинам, у каждой из которых была своя Юнона), гениев и т. п.
Наконец, что особенно важно, римская религия, как и другие религии, зародившиеся при общинном строе, была связана не с индивидами, а с коллективами, причем эта ее ярко выраженная черта закрепилась на особенно долгий срок, что было одной из причин, определивших своеобразие ее дальнейшего развития. Блаженный Августин в своей полемике с язычниками издевался над римской идеей первичности человеческих институтов перед религиозными (с его точки зрения, первичен бог, а люди и их институты вторичны). Мы не можем знать, когда возникло и оформилось такое воззрение, но в исторические времена оно глубоко укоренилось в римском сознании. Предания приписывали установление культа тех или иных богов Евандру, Ромулу и другим царям. Они якобы учреждали не только
