Повседневная жизнь русского средневекового монастыря - Елена Владимировна Романенко
Что реально означало жить в такой пещере, современному человеку трудно себе представить. В 1927 году русский писатель Б. К. Зайцев побывал на Афоне, где видел пещеру, в которой святой Петр Афонский провел целых 53 года в полном одиночестве. Ныне, заметил Зайцев, никто не живет в этой пещере из-за страшного холода зимой, а дерзающие замерзают и погибают[8]. Вряд ли кто, наверное, сейчас смог бы жить также в пещерах преподобных Мартирия Зеленецкого, Кирилла Белозерского, Нила Столобенского и других «начальников» русских обителей. Даже тогда это было под силу далеко не всем. Из Жития преподобного Александра Ошевенского известно, что вместе с ним в каргопольские леса пришел некий брат, которого благословил игумен Кирилло-Белозерского монастыря в помощь Александру. Когда наступила зима, брат покинул преподобного, не вынеся такого «жестокого пребывания» и «не имея никакого покоя» (никакого комфорта – сказали бы мы сейчас).
Нелегкой оказалась эта зима и для самого преподобного Александра. Видимо, поэтому свой рассказ о поселении преподобного на Каргополье автор Жития заканчивает замечательным гимном весне. Его радостное эмоциональное настроение вырывается за рамки обычно сдержанного житийного канона. Воспевая весну, средневековый писатель использовал цветистое Слово святого Григория Богослова на новую неделю и на весну[9]. «Зимному же времени минувшу, весне убо наставше. Все же добрейши и краснейши бывает. Ныне небо светлейши, мгле отъемьшеся. Ныне мраку отшедшу, свету восиявшу. Ныне же ветри бурнии, быстро дыхание движуще по воздуху, снеготучнии облацы раздирают и разнашают. И небеса прозрачнейши бывают. Ныне солнце на высоту восходит, и теплоту являет, и студень отгоняет, и ледове растают, и землю согревает. Ныне ж реки и источники быстро истекают, силнейши изливаются, своих уз отрешившеся, и жажу (жажду. – Е. Р.) всея земли напояют. Ныне земля радуется, тяготы снежныя избывше. Веселит же ся, жажю своя наполняя, и сеяное в ней жито с прибытком возвращает и всякия овощи плодит, и сады, и траву растит, и цветы различныя украшает. Ныне древеса листвие изращают и теми одеваются и красуются. И вся тварь обновляется и веселится. И всяко животно радуется и славит Создавшаго и прославляет Творца своего. Ветхая мимоидоша, и быша вся новая (2 Кор. 5: 17). И оттоле цветяше место Христовою благодатию и молитвами преподобнаго отца Александра»[10].
Три игумена сменилось на Соловках, прежде чем настоятелем стал преподобный Зосима. Его Житие рассказывает, что сначала новгородский архиепископ святитель Иона поставил сюда некоего Павла, потом Феодосия, однако оба покинули Соловки, не вынеся «пустынного жительства». Зима была серьезным испытанием для подвижника, она становилась еще одним аскетическим монашеским подвигом, в его специфически русском варианте.
«В противоположность впечатляющей красоте восточных пустынь или сирийских гор русская природа исполнена грусти и печали. Она не обещает отшельнику мистических наслаждений. Равномерная смена времен года, медленное умирание и неизменное возрождение природы призывают его к спокойной равномерной работе и терпению всех трудностей. Его делание – молитва, смирение, пост и отречение от мира – главное средство русского аскетизма. Возрождение природы от зимних оков аскет понимает как подобие собственного освобождения от грехов, как второе рождение для вечной жизни в Боге»[11].
Но кроме нестерпимых морозов подвижников ожидали на новом месте лесные пожары, дикие звери, разбойники и «бесовские страхования». «Случилось однажды Павлу (Обнорскому. – Е. Р.) выйти из келлии и походить по пустыне; когда же он возвратился, увидел келлию свою разметанную до основания; страх человеческий внезапно объял его, и он бежал к преподобному Сергию (Нуромскому. – Е. Р.) рассказать свою печаль; но Сергий, более опытный в деле духовном, уразумел, что это только мечтание бесовское, и сказал Павлу псаломское слово: “Бог нам Прибежище и Сила (Пс. 45: 2), иди, брат мой Павел, ты обретешь келью свою неразрушенною”. Поверил духовному отцу своему отшельник и, возвратясь, действительно нашел келлию неповрежденною»[12].
Житие преподобного Кирилла Белозерского рассказывает, как преподобный, расчищая землю под огород, задумал сжечь хворост. Внезапно подул сильный ветер, вокруг стеной встало пламя, от дыма было ничего не видно, и он не знал, куда бежать. Только чудо спасло преподобного от «напрасной» смерти. В другой раз он ходил по лесу и так захотел спать, что не мог стоять на ногах. Побеждаемый сном, он лег на землю и уснул. Но вдруг услышал голос, настойчиво говоривший: «Беги, Кирилл!» Проснувшись, преподобный быстро отпрыгнул с того места прочь. И тут же большое дерево упало туда, где только что лежал святой.
Преподобный Никодим, пустынник Хозъюгский, однажды отправился за водой на реку. Вдруг на берегу он увидел лежавшую мертвую женщину в красном одеянии. Сотворив крестное знамение, преподобный ударил палкой по женщине, и оказалось, что это всего лишь гнилое бревно. Келья преподобного находилась на самом краю болота, неподалеку от реки Хозъюги, потому весной или во время сильных дождей святому Никодиму не раз приходилось спасаться от наводнения на крыше, но всякий раз вода отступала по его молитве.
Буквально несколькими штрихами автор Жития рисует нам непостижимую для обычного мирского человека картину жизни этого святого. Его келья была так мала, что в ней мог поместиться только один человек. Преподобный почти не спал. Когда же он изнемогал на молитве, то стоял, поддерживая себя веревками, обвязанными вокруг тела. В таком положении он и дремал, выполнив свое дневное молитвенное правило, и только иногда позволял себе присесть[13].
Чем же питались русские подвижники? Из древних патериков известно, что египетские отшельники съедали лишь горсть фиников на закате солнца. Русский путешественник Василий Григорович-Барский, побывавший на Афоне в 1725–1726 и 1744 годах, подробно описал условия жизни святогорских иноков, в том числе и отшельников, живших одиноко в горах. На Афоне, писал он, круглый год растут съедобные каштаны, из которых даже можно выпекать хлеб. На Руси, где более полугода длится зима, нет афонских каштанов и египетских фиников. Русские монахи корчевали лес и возделывали небольшие огороды под овощи. Какие?
В Житии Никодима Хозъюгского сказано, что он сеял репу и еще ловил рыбу «малой удицей» (небольшой удочкой). Первое время он принимал коровье молоко, которое ему посылали из монастыря по праздникам. Но потом отказался от употребления молока «воздержания своего ради». Прежде чем есть рыбу, преподобный всегда сначала выдерживал ее, пока она не покрывалась червями,
