Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Джон Эванс

страдания, причинённые другим. В таких случаях подобный подход не только уместен, но и необходим. Но это не является историческим методом[14]. Как отмечал Иан Кершо, «для постороннего человека, не немца, который не познал на себе, что такое нацизм, очень просто критиковать и требовать стандартов поведения, которые практически невозможно было обеспечить в тех обстоятельствах»[15]. Учитывая прошедшее с тех пор время, можно сказать, что то же самое относится и к подавляющему большинству немцев. Поэтому я изо всех сил старался избегать слов, которые бы имели моральный, религиозный или этический подтекст. Задача этой книги — понять. Судить должен читатель.

Понять, как и почему нацисты пришли к власти, сегодня не менее важно, чем раньше, а учитывая, что воспоминания стираются, это оказывается ещё важнее. Мы должны проникнуть в мысли самих нацистов. Мы должны выяснить, почему их оппоненты не смогли их остановить. Мы должны понять природу и внутреннюю кухню нацистской диктатуры после её установления. Мы должны оценить процессы, в результате которых Третий рейх втянул Европу и остальной мир в войну немыслимой жестокости, которая закончилась его собственной катастрофой. В первой половине XX века были и другие катастрофы, наиболее заметной из которых, пожалуй, стало это царство террора, созданное Сталиным в России в 1930-е. Но ни одна из них не имела такого глубокого и продолжительного эффекта. Третий рейх, сделавший расовую дискриминацию основой своей идеологии и развязавший беспощадную и разрушительную захватническую войну, впечатался в сознание современного мира, как этого не смог сделать (наверное, к счастью) ни один другой режим. История того, как Германия, стабильное и современное государство, меньше чем за одну человеческую жизнь привела Европу к моральному, физическому и культурному краху и отчаянию, — это история отрезвляющих уроков для всех нас, уроков, которые из этой книги должен извлечь сам читатель.

II

Вопрос о том, как это произошло, всегда занимал историков и разного рода интерпретаторов. Диссиденты и интеллектуалы в эмиграции, такие как Конрад Хейден, Эрнст Френкель и Франц Нойман, публиковали в 1930–40-е гг. работы, посвящённые нацистской партии и Третьему рейху, которые до сих пор заслуживают прочтения и долгое время оказывали значительное влияние на направление исторических исследований[16]. Но первой попыткой рассмотреть Третий рейх в его историческом контексте стала работа ведущего немецкого историка того времени Фридриха Мейнеке, вышедшая сразу после окончания Второй мировой войны. Мейнеке считал, что главной причиной взлёта Третьего рейха стала растущая одержимость Германии мировым господством, начавшаяся в конце XIX в. во времена Бисмарка и ещё более усилившаяся в дни кайзера Вильгельма II и Первой мировой войны. Он говорит, что в Германии распространился милитаристский взгляд на вещи, благодаря чему армия получила решающее губительное влияние на политическую ситуацию. Германия достигла впечатляющих успехов в промышленности, однако это стало результатом чрезмерной концентрации на узких задачах технического образования за счёт отказа от более широкого культурного и нравственного воспитания. «Мы искали нечто «положительное» в работе Гитлера», — писал Мейнеке об образованной верхушке среднего класса, к которой принадлежал сам, и он был достаточно честен, чтобы добавить, что они нашли то, что, по их мнению, соответствовало потребностям того времени. Но всё это оказалось наваждением. Оглядываясь назад на свою жизнь, достаточно долгую, чтобы помнить объединение Германии при Бисмарке в 1871 г. и всё, что случилось с того момента вплоть до падения Третьего рейха, Мейнеке осторожно заключает, что было нечто ущербное в немецком национальном государстве с самого его основания в 1871 г.

Размышления Мейнеке, опубликованные в 1946 г., были важны как в силу их сосредоточенности на определённых вопросах, так и в силу смелой попытки историка переосмыслить политические убеждения и ожидания, актуальные и важные для него на протяжении всей жизни. Старый историк оставался в Германии в продолжение всей эпохи Третьего рейха, но в отличие от многих других никогда не вступал в нацистскую партию, ничего не писал в защиту её интересов и не работал на неё. Однако его мировоззрение всё же было ограничено идеями либерального национализма, при котором он вырос. Катастрофой для него — и это отражено в названии его работы 1946 г. — стала катастрофа Германии, а не еврейская, европейская или мировая катастрофа. В то же время эту катастрофу он связывал в первую очередь с дипломатией и международными отношениями, а не с социальными, культурными или экономическими факторами, что было характерно для немецкой исторической науки в течение долгого времени. Проблема для Мейнеке заключалась не в том, что мы обычно называем «расовым безумием», охватившим Германию при нацистах, а в макиавеллиевской политике силы Третьего рейха и начале гонки за мировое доминирование, которая в конечном счёте привела к его краху[17].

Несмотря на все недостатки, попытка Мейнеке осознать причины случившегося подняла ряд ключевых вопросов, которые, как он и предполагал, продолжали занимать людей. Как произошло, что такая развитая и высококультурная нация, как немцы, поддалась грубой силе национал-социализма так быстро и безропотно? Почему практически отсутствовало серьёзное сопротивление приходу нацистов к власти? Как смогла незаметная праворадикальная партия достичь вершины власти с такой немыслимой внезапностью? Почему столько немцев не смогли увидеть потенциально катастрофические последствия игнорирования насильственной, расистской и кровавой природы нацистского движения?[18] Ответы на эти вопросы со временем стали сильно различаться в зависимости от национальности и политической позиции историков и комментаторов[19]. Нацизм был лишь одной из изрядного числа насильственных и жестоких диктатур, пришедших к власти в Европе в первой половине XX века. Не случайно историк назвал Европу того времени «Тёмным континентом»[20]. Это, в свою очередь, вызывает вопрос о том, насколько глубоко нацизм уходит своими корнями в немецкую историю и, с другой стороны, в какой мере он является продуктом европейского развития в более широком контексте и насколько он был близок другим европейским режимам того времени по своему происхождению.

Такие сравнительные размышления приводят к выводу, что вряд ли можно предполагать, будто экономически и культурно развитое общество с меньшей вероятностью может упасть в пропасть насилия и разрушения, нежели общество другого уровня.

Тот факт, что Германия родила Бетховена, Россия — Толстого, Италия — Верди, а Испания — Сервантеса, никак не повлиял на то, что во всех этих странах в XX веке существовала жестокая диктатура. Культурные достижения многих столетий не делают переход к политическому варварству менее понятным, чем их отсутствие, — культура и политика просто не связаны друг с другом таким простым и непосредственным образом. Если опыт