Очерки культурной истории обуви в России - Мария Терехова
Для того чтобы проникнуть в этот мир, мне не хватало пустяка — каких-нибудь пятисот рублей. Я высчитала это с карандашом в руке: бальное платье от Ламановой, туфли от Вейса, простое колье от Фаберже, белье от Альшванга. С этим я могла вращаться в том мире в течение целых святок (Ясенский 1933).
Здесь упомянуты вещи от знаменитых дореволюционных фирм — не просто модные предметы, но пропуск, пусть и временный, в желанный мир богатства, роскоши и высокого социального статуса.
К началу XX века значение фирменной марки и ее притягательная сила были очевидны как для покупателя, так и для производителя. «Товарные знаки ограждают <…> репутацию и отношение к клиентам — понятия невесомые и неосязаемые, но служащие источником имущественных выгод», — гласил словарь Брокгауза и Ефрона (Брокгауз, Ефрон 1901: 397). Но не хуже именитых фирм осознавали значимость марки и их нечестные конкуренты. Производители с громким именем, среди них фабрика «Скороход» и фирма Вейса, в рекламных материалах обязательно призывали покупателей опасаться подделок, тем не менее очень распространенных. И если за прямую фальсификацию чужого клейма можно было, хотя бы в теории, привлечь нарушителя к ответственности, то стилистическое копирование, даже самое буквальное, ничем ему не грозило[29]. Более того, практика копирования моделей была вполне обыденной — именно так распространялась мода, в том числе обувная. Чьи же модели копировали российские обувщики в начале XX века? Главным законодателем мод оставалась Франция. Как бы ни пытались оспаривать этот факт амбициозные американские промышленники, как бы ни утверждали в своих буклетах, что «в прежние времена за модными фасонами американки ехали в Париж, но нынче все наоборот: Париж едет в Америку за новинками» (Sorosis 1902: 60), сами они, заинтересованные в коммерческом успехе, вынужденно сверялись со стилистическим вектором, заданным в Париже.
Обложка журнала «Мир женщины». 1913. № 17
И все же в области обувной моды к началу века появились и другие авторитеты. Англия традиционно задавала тон в мужской моде, но в женской не доминировала. Английские башмаки долгое время считались удобными, но неизящными и на модный статус не претендовали. Ситуация начала меняться в конце XIX века, с ростом интереса к спорту, игре в лаун-теннис и езде на велосипеде, — тут английский рациональный подход к женскому костюму оказался уместен и стал входить в моду[30]. На 1890–1910-е годы пришелся очередной эпизод англомании в России, прежде всего среди высших классов. Некоторые издания, особенно мужские, буквально пели дифирамбы «изысканной элегантности английских мод», отмечая, что столь любимые большинством французские моды часто «пестроваты и крикливы». А сдержанный английский аристократизм, напротив, способны оценить только знатоки. Примечательно, что очевидный снобизм такой позиции часто имел гендерный характер, противопоставляя сдержанную элегантность мужского костюма крикливой избыточности женского. Весьма показателен фрагмент редакционного письма, опубликованного в журнале «Джентльмен и моды» — одном из первых (если точнее — втором, после журнала «Денди») специализирующихся на мужской моде российских изданий, прямом предшественнике современного глянца:
В то время как дамские моды у нас в России достигают уродливых крайностей пересола, мужские костюмы никогда не выходят из рамок, диктуемых уравновешенным и чутким чувством умеренности.
В нашем журнале мы уделяем первое место английским вкусам, пользующимся особыми симпатиями аристократии (Джентльмен и моды 1912: 3).
Авторы издания рекомендовали носить черные кожаные штиблеты с лакированным носком или сдержанных цветов туфли с бежевыми гетрами.
Публицист и музыкальный критик Ипполит Рапгоф, под псевдонимом «Граф Амори», в авторской колонке «О английских и русских вкусах» резюмировал:
Современные английские моды — это то, чего душа просит, говорит наш средний интеллигент, а аристократ сочувствует английской моде уже потому, что она не криклива, сдержана и выдержана в умеренных тонах и линиях. Изнервничавшийся эстет также в английских модах находит умиротворяющий мотив, успокаивающий его сенсориум (Амори 1912: 14).
И хотя английский сдержанный минимализм предсказуемо не стал массовым увлечением, некоторые дамы во время игры в теннис дерзали надевать простые парусиновые туфли без каблука — довольно смелый для того времени шаг. Так, Владимир Набоков, выросший в аристократической семье петербуржцев-англоманов, в «Других берегах» вспоминал мать, «отдающую мяч в сетку и топающую ножкой в плоской белой туфле» (Набоков 2022: 17). В прейскурантах магазинов и в модных журналах появлялись описания ботинок «английского фасона» — лаконичных и функциональных, на низком устойчивом каблуке, который также называли английским.
Открытое письмо с изображением девушки, играющей в теннис. Западная Европа (?), 1900-е.
Девушка обута «на английский манер» — в удобные кожаные или парусиновые туфли на шнуровке и низком ходу
Другим ориентиром для российских обувщиков была Вена — один из традиционных центров обувного производства в Европе. Российская «Ремесленная газета» регулярно публиковала эскизы модной «венской дамской обуви» и моделей, представленных на последних специализированных выставках[31]. Эти обзоры — иллюстрации с подробным описанием деталей — создавались специально для местных кустарей и подразумевали непосредственное копирование. Но и сами арбитры моды, венские обувщики, открыто копировали модели друг у друга. Примечательный эпизод случился с венской фирмой Brüder Lissiansky, основанной эмигрировавшими из России еврейскими обувщиками, братьями Моисеем и Абрамом Лисянскими[32]. Отношения с австрийскими конкурентами складывались у амбициозных и предприимчивых братьев непросто. Особенно острое противостояние шло с известными фирмами Andreas Neider и Anton Capek, которые специализировались, так же как и сами Лисянские, на модной дамской обуви. Дело дошло до двух судебных исков против братьев: в первом случае их обвиняли в клевете и недобросовестной конкуренции, во втором — в копировании чужих моделей. Но оба иска суд отклонил. Обвинения в копировании Моисей Лисянский отвергал. Показательны слова одного из основателей фирмы, сказанные во время суда по иску конкурента:
Это неправда, потому что все производители обуви в Вене получают точно такие же журналы из Парижа и Англии, что и он (истец. — М. Т.), поэтому вы, господин судья, должны ясно понимать, откуда мы берем наши модели (подробнее см.: Терехова 2021б: 819–827).
Так словами непосредственного участника рынка были определены ориентиры в обувной моде.
Особое место в петербургской торговле занимал Большой Гостиный Двор с более чем двухвековой историей. Его недаром называли «городом в городе» — здесь своего покупателя ждал
