Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

175
И. Вашари считает, что «тöрэ» имело обычно-правовую природу, прямо соотнося его с монгольским степным правом «йосун» [Vásáry, 2016a, р. 163], для чего, по нашему мнению, нет никаких оснований.
176
Идентифицировать это лицо при отсутствии даты выдачи исследуемого ярлыка не представляется возможным. Наиболее вероятно, что речь идет о Баяне-битикчи, упомянутом в связи с заговором эмира Буги (Букая) против ильхана Аргуна, но впоследствии прощенном [Рашид ад-Дин, 1946, с. 120, 121].
177
М. Хоуп полагает, что официально обязанности яргучи выполняли внуки Чингис-хана Мунке и Орда [Hope, 2016a, p. 69, 70], однако, на наш взгляд, нет оснований для такого утверждения, поскольку они были назначены судьями только для одного дела – процесса над своим двоюродным дедом Тэмугэ-отчигином [Джувейни, 2004, с. 176; Рашид ад-Дин, 1960, с. 119]. Аналогичным образом Ф. Ходоус высказывает мнение, что должностью яргучи обладали и другие представители ханского рода: Белгутэй, сводный брат Чингис-хана, Байкур, племянник Чингис-хана (сын его брата Хачиуна), Джибик-Тэмур, сын Годана и внук Угедэя, также допуская, что еще несколько судей могли принадлежать к «Золотому роду» [Hodous, 2022, p. 334].
178
Число яргучи могло быть временно увеличено, в случае если имеющиеся не справлялись со своими обязанностями. Например, в 1287 г. Хубилай приказал направить по несколько яргучи в две области, где скопилось много нерешенных дел [Анналы…, 2019, с. 496–497].
179
Среди исследователей нет единого мнения о единоличности или коллегиальности принятия решений яргучи. Так, Д. Эгль подчеркивает, что суд-яргу – это суд одного знатока права, противопоставляя его мусульманской традиции совместной выработки решений улемами в мусульманском суде [Aigle, 2004, p. 63]. Однако Д. Лэйн отмечает упоминание в источниках и коллективных судов [Lane, 2003, p. 112].
180
Любопытно, что в монгольском Иране к штату чиновников, находившихся в подчинении яргучи, применялся термин «диван-и яргу», на основании чего А.А. Али-заде делает вывод, что суд-яргу испытал влияние мусульманских правовых и процессуальных традиций [Нахчивани, 1976, с. 18]. Однако, по нашему мнению, в данном случае применение этого термина играло скорее ту же функцию, что и характеристика в анализируемом ярлыке норм монгольского имперского права как «шариата» для монголов: правители старались сблизить две судебные системы в своем государстве, в том числе и за счет использования единой терминологии.
181
Куззат ал-ислам означает буквально «судьи ислама», т. е., по всей видимости, речь идет о назначении одного из судей-кади в Сыгнаке (консультация докт. ист. наук, проф. Восточного факультета СПбГУ И.В. Герасимова, 24.09.2022).
182
Примечательно, что в ярлыке Тауке-хана конкретные категории адресатов отсутствуют: в качестве таковых выступают «все, кто увидел этот указ» [Эпистолярное наследие…, 2014, с. 82, № 1]. Относительно причин отсутствия столь важной части формуляра остается только строить предположения.
183
Ср. с требованиями к судье-яргучи § 18.
184
Пользу Мухаммаду Шайбани сослужило еще и то, что в чингисидской политико-правовой традиции не был предусмотрен четкий порядок престолонаследия и ханом можно было стать по любому из целого ряда оснований: как старшему в роду, как наследнику по завещанию предшественника, как самому удачливому военачальнику и т. д. (см. об этом подробнее: [Султанов, 2021, с. 86–100]).
185
Правда, Аштарханиды, в отличие от предшествующей династии Шайбанидов, среди которых и в самом деле было довольно много деятелей искусства и литературы, не отличались склонностью к изящной словесности. Пожалуй, только Надир-Мухаммад (1642–1645), дед Убайдаллаха, был известен тем, что устраивал научные диспуты и сочинял стихи [Норик, 2011, c. 403–404].
186
Например, российский дипломат Е.К. Мейендорф вспоминал, что во время его приезда в Бухару в 1820 г. на площадях города по приказанию эмира Хайдара читалась история «Искандера Зулкарнайна», т. е. Александра Македонского [Мейендорф, 1975, c. 151] (см. также: [Кюгельген, 2004, с. 178]).
187
В качестве параллели приведем судебное разбирательство в Парижском парламенте в 1586 г., во время которого стороны активно ссылались на сведения исторического характера для решения вопроса о назначении кюре университетской церкви: для этого надо было установить, кто является основателем Парижского университета – французский король или папа римский [Уваров, 2013].
188
Российский дипломат А. Негри являлся главой посольства в Бухару, в которое входил Мейендорф.
189
И.А. Козлов приводит пример, что, когда одного казаха мулла призвал поклясться на Коране, тот подчинился, но после совершения процедуры схватил Коран и… начал им бить по голове самого муллу [Козлов, 1998, с. 305]!
190
Особенности отношений Арин-Гази с российскими властями уже освещались нами ранее [Почекаев, 2017а, c. 154–168].
191
Причин для вражды Арин-Гази с Хивой было несколько: это и тот факт, что в свое время его дед и прадед занимали хивинский престол, что заставляло хивинских ханов не доверять их потомку, и то, что он деятельно противостоял попыткам Хивы распространить свою власть на казахов Младшего жуза. Дошло до того, что, когда в Степь прибыла миссия А. Негри, Арин-Гази распространил слух, что это – русский военный отряд, который направлен ему на помощь для ведения войны с Хивой [Материалы…, 1940, c. 372–374; Мейер, 1865, c. 38–39].
192
Эта особенность такого, в общем-то, всеобъемлющего кодекса законов уже отмечалась исследователями [Почекаев, 2011, с. 137–138; Дугарова, 2016, с. 269].
193
Подтверждением тому служит практически одновременное с «Уложением Алтан-хана» появление так называемого Закона Хутуктай-Сэчена и сочинения «Белая история» в редакции того же Хутуктай-Сэчена-хунтайджи [Почекаев, 2013; Почекаев, 2019б].
194
Значимость данного принципа подчеркивается тем, что нойоны были лишь лицами благородного происхождения, но не обязательно носителями власти [Скрынникова, 2016, с. 164–165].
195
Второй из этих указов точно датируется 1678 г.
196
В дополнение к сказанному можно отметить, что и маньчжуры, установившие с конца XVII в. контроль над Халхой, видимо, не стремились изменить доказательственную систему в монгольском праве, поскольку эти же виды доказательств, в том числе присяга, были широко распространены и в их собственном праве [Heuschert-Laage, 2020].
197
Впрочем, судя по характеристике «Улаан





