Антропология и современность - Франц Боас

питаться мясом по необходимости, индусы же едят растительную пищу по собственному выбору. То, что мы ходим на ногах, обусловлено природой. То, как мы ходим, наша походка, зависит от формы обуви, покроя одежды, способа переноски грузов, консистенции почвы, по которой мы ходим. Особенности движений могут быть отчасти обусловлены физиологически, но многие из них сформированы подражанием. Они повторяются так часто, что становятся автоматическими. Они становятся тем способом, которым мы двигаемся как бы «естественно». Реакция на них такая же легкая и непроизвольная, как инстинктивное действие, а переход от приобретенной привычки к новой настолько же сложен. Когда автоматическое действие основательно укоренилось, уровень его осознания становится таким же, как и у инстинктивной реакции.

Во всех этих случаях способность к выработке определенной двигательной привычки детерминирована природой. Конкретная же форма движения является автоматической, приобретенной в результате постоянного, привычного использования.

Особенно четко это различие проявляется в использовании языка. Способность к речи детерминирована природой, поэтому ее следует признать инстинктивной. Однако выбор языка, на котором мы говорим, определяется исключительно окружающей средой. Мы овладеваем тем или иным языком в зависимости от того, что слышим вокруг себя. Мы привыкаем к совершенно определенным движениям губ, языка и всей группы артикуляционных органов. В процессе речи мы абсолютно не осознаем ни этих движений, ни структуры языка, на котором говорим. Мы возмущаемся отклонениями в произношении и построении предложений. Во взрослом возрасте нам очень трудно, если вообще возможно, в ходе изучения иностранного языка полностью овладеть новыми вариантами артикуляции и новыми структурами. Наши языковые привычки не являются инстинктивными, они автоматичны.

Наши мысли и наша речь сопровождаются мышечными движениями, некоторые даже сказали бы, что это и есть наши мысли. Виды движений отнюдь не везде одинаковы. Подвижность итальянца разительно контрастирует со сдержанностью англичанина.

Способность человека использовать орудия труда обусловлена природой. Она инстинктивна. Это, однако, не означает, что вид создаваемого орудия предписан инстинктом. Даже малейшее знакомство с историей развития орудий труда показывает, что особые виды, характерные для каждой местности и периода, зависят от традиции и ни в коей мере не являются обусловленными природой. Выбор материала зависит частично от среды, а частично от уровня изобретений. Мы используем сталь и другие искусственно созданные материалы, африканцы – железо, другие – камень, кость, ракушки. Виды рабочих элементов орудий зависят от задач, которые они должны выполнять, формы рукояток – от наших двигательных привычек.

То же самое, как правило, происходит и с нашими симпатиями и антипатиями. Мы способны создавать музыку и наслаждаться ею – это врожденная способность. То, какая музыка нам нравится, для большинства из нас определяется исключительно привычкой. Наши гармонии, ритмы и мелодии непохожи на те, которыми наслаждаются сиамцы, и взаимопонимание, если оно вообще может быть достигнуто, формируется только путем длительной тренировки.

Все, что приобретается в младенчестве и детстве путем неизменных привычек, становится автоматическим.

Отрицательный эффект автоматизма не менее важен, чем положительный, заключающийся в легкости выполнения действий.

Любое действие, отличающееся от привычного, сразу же воспринимается нами как нелепое или предосудительное, в зависимости от эмоционального тона, которым оно сопровождается. Отклонения от автоматических действий часто вызывают резкое недовольство. Собака, приученная подавать заднюю лапу вместо передней, пробуждает у нас смех. Парадное платье, надетое в те моменты, когда это не принято, кажется несуразным, как и вышедшее из моды. Достаточно вспомнить кринолины середины прошлого века или яркие цвета мужской одежды и задуматься о том, какое впечатление они производят сегодня. Мы сознаем и собственное сопротивление появлению в свете в неподобающем костюме.

Степень сопротивления еще выше в вопросах, вызывающих более сильные эмоциональные реакции. Хорошим примером могут служить манеры поведения за столом. Большинство из нас очень чувствительны к нарушению этих правил. Существует много племен и народов, которые не знают, как пользоваться вилкой, и едят пальцами. Нам это кажется отвратительным, потому что мы привыкли орудовать вилкой и ножом. Мы привыкли есть спокойно. В некоторых индейских племенах считается невежливым не чмокать губами, что свидетельствует о наслаждении едой. То, что для нас тошнотворно, им представляется нормальным.

Еще более поразительна наша реакция на нескромное поведение. Мы сами стали свидетелями резких изменений в представлениях о том, что считается скромным, а что нескромным. Сравнительный анализ показывает, что эта черта встречается во всем мире, однако представления о ее границах невероятным образом разнятся. Еще тридцать лет назад нескромным считалось бы женское платье, которое носят сегодня. Южноафриканские негры приветствуют человека высокого ранга, повернувшись к нему спиной и отвесив поклон. Некоторые южноамериканские индейцы считают нескромным есть на виду у других людей. Какой бы ни была форма скромного поведения, нарушение этикета всегда вызывает сильное возмущение.

Это характерно для всех форм автоматического поведения. Выполнение автоматического действия сопровождается самой низкой степенью осознанности. Наблюдение за действием, противоречащим нашему автоматическому поведению, сразу же вызывает повышенное внимание, и для того, чтобы заставить себя выполнить такое действие, необходимо преодолеть сильнейшее сопротивление. В случае двигательных привычек сопротивление основано на трудности приобретения новых, которая тем выше, чем старше мы становимся, возможно, не столько из-за растущей неприспособленности, сколько из-за того, что от нас постоянно требуют действий, а у нас не хватает времени на то, чтобы приспособиться к новым способам. В мелочах сопротивление может выражаться в боязни насмешек, в более серьезных вопросах – в страхе перед общественным остракизмом. Однако сопротивление порождается не только страхом перед критическим отношением общества, оно в равной степени кроется и в нашем собственном нежелании меняться, в нашем глубоком неприятии нетрадиционных явлений.

Нетерпимость к резко обособленным социальным группам часто основывается на силе автоматических реакций, на чувстве сильного неудовольствия, которое вызывают действия, противоположные нашему собственному автоматизму. Очевидный фанатизм, проявляемый в преследовании еретиков, следует объяснять так. В то время, когда догмы, преподаваемые церковью, навязывались каждому человеку настолько интенсивно, что становились автоматической частью его мыслей и действий, это сопровождалось сильным чувством противодействия, враждебности ко всякому, кто этого чувства не разделял. Термин «фанатизм» не совсем верно отражает подход инквизиции. Психологической основой данного явления была скорее невозможность изменить ставшую автоматической привычку мыслить и, как следствие, невозможность следовать новым направлениям, которые именно по этой причине казались антисоциальными, то есть преступными.

Аналогичную ситуацию мы наблюдаем в современном конфликте национализма и интернационализма с их взаимной нетерпимостью.

Подобную нетерпимость можно наблюдать даже в науке: свидетельством этому служит борьба противоположных теорий и трудности развенчания традиционных взглядов.

Как положительное, так и отрицательное влияние автоматически сложившихся действий предполагает, что изобилующей ими культуре надлежит быть устойчивой. Каждый человек ведет себя в соответствии с установками той культуры, в которой он живет.