Искры - Елена Сокол
– Я даже не спрашивала… – начинаю я и осекаюсь, поняв, как глупо сейчас это прозвучит.
– О чем?
– Да так. – Мне приходится сглотнуть.
Данила поднимает на меня взгляд, я выпрямляюсь, откидываю назад волосы и смотрю вдаль.
– Говори уже.
Я закусываю губу. Собираюсь с духом.
– Ладно. Я хотела… хотела спросить…
– Ну?
– Ты не упоминал, есть ли у тебя кто-то. И я не спрашивала потому, что не планирую серьезных отношений. Но вдруг у тебя есть девушка? Не хочу, чтобы она узнала и поколотила меня.
Он молчит. Идет и смотрит перед собой. Вот черт. Такое пугающее молчание.
– Я бы не стал предлагать тебе отношения, если бы у меня кто-то был, – наконец произносит Данила и бросает на меня лукавый взгляд. – После того пожара, на котором мы с тобой столкнулись, я расстался с девушкой, с которой мы встречались пару лет. Но не переживай, это были странные, вялотекущие отношения. Мы мало разговаривали, встречались не чаще раза в неделю, и между нами… как бы это сказать… не искрило. Хотя это не отменяет того факта, что я чувствую вину за этот разрыв.
– Ты встречался с ней пару лет и бросил, когда встретил меня?! – восклицаю я.
– Я поступил честно, – говорит он, пожав плечами. – Даже если бы у меня не было ни единого шанса быть с тобой, продолжать отношения с ней я уже не мог.
Меня настолько поражает услышанное, что я замолкаю, погрузившись в свои мысли. Наивная девчонка внутри меня умоляет довериться Даниле, она хочет, чтобы я немедленно вручила ему свое сердце. Но та броня, которой я обросла за эти годы, все еще крепка и остается непробиваемой.
– Больше часа прошло, – замечает Адамов, бросив взгляд на экран мобильного. – Батя, наверное, заждался.
– Ты прав. – Я глажу коня по шее. – Как же быстро летит время.
– Мы можем выйти прогуляться еще раз, после обеда.
– Обещаешь?
Он вскидывает на меня удивленный взгляд. Словно чувствует, что это из меня вырвалась та часть настоящей Евы, которую я старательно прячу от посторонних.
– Конечно.
Глава 22. Данила
Ladi Sveti – Нежность
– Ничего не хочешь сказать? – спрашивает Петрович.
Кажется, в его голосе проскальзывают нотки беспокойства.
– Это не то, о чем ты подумал, – отвечает Ева, мягко усмехаясь. – Мы просто друзья.
Я не собирался подслушивать, просто из ванной комнаты, если дверь открыта, прекрасно слышно все, что происходит в столовой. Вытерев руки полотенцем, я выхожу.
– Мне нравится, – говорит Батя, поставив на стол блюдо с уткой. Поворачивается ко мне и оценивающе хмыкает: – Твоя борода.
– А, это, – я инстинктивно касаюсь пальцами подбородка.
– Да, смотрится так, будто ты повзрослел.
Мы с Евой переглядываемся. Она переоделась, и на ней сейчас майка и джинсы. Очень трудно будет не пялиться на ее грудь, обтянутую тонкой тканью в мелкий рубчик.
– Я не планирую ее отращивать. Сбрею, когда все разрешится с делом, которое сейчас веду.
– Но тебе идет, – замечает Петрович, изогнув одну бровь. Ставит на стол бутылку вина. – Прошу к столу.
– Я за рулем, – говорю, усаживаясь за стол.
Ева небрежно плюхается на стул напротив. Не сводит с меня насмешливого взгляда.
– Возражения не принимаются, – взмахивает руками Батя. – Мы с Евой делали это вино из домашней рябины десять лет назад. На особый случай. Думаю, он настал.
– Что такого особого в этом застолье? – хмурится Ева.
– Ты так редко приезжаешь, так что, разумеется, оно особое, – в его словах звучит легкий упрек.
– А это не опасно? – осторожно интересуюсь я, глядя на покрытую пылью бутылку. – Все-таки десять лет… Не каждое вино становится лучше с годами.
– Мы просто попробуем. – Он подходит к столу и обтирает бутыль салфеткой. – На всякий пожарный случай у меня всегда есть сливовая наливка и самогонка в подвале.
– Я вообще-то собирался уехать трезвым.
– А это уж мне решать, – строго замечает Батя.
– Вот поэтому парни из части обожают сюда приезжать, – говорит Ева, пожав плечами. – Для них тут все равно что оздоровительный лагерь: отец и работать припашет, и команды всем раздаст, и в бане напарит, и стол накроет такой, что потом хоть выкатывайся из-за него колобком.
– Ну, не болтай, – ворчит на нее Петрович.
Он подходит к приемнику и добавляет звука. «Любэ» исполняет одну из своих самых популярных песен.
– Как поют, а! – вздыхает Батя.
– Только не «Любэ», – шепчет Ева, наклонившись на стол. – Опять!
– Нужно будет добавить в плейлист, – показываю большие пальцы вверх.
Она так мило злится.
– Душевно, да? – спрашивает Батя, подходя к столу.
– У меня аж сердце сжалось, – подтверждаю я.
– У тебя есть сердце? – удивляется Ева.
О, застолье обещает быть огненным. Мы обмениваемся наигранно ядовитыми взглядами, и я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить из-за стола, не подойти к ней и не поцеловать.
– Я подумываю завести щенка, – вдруг ошарашивает Батя.
– Отличная идея! – говорим мы с Евой почти одновременно.
И снова уставляемся друг на друга. Теперь уже не без улыбки.
– Да. Скучновато здесь без пушистого приятеля. – Он накладывает мяса в тарелку дочери. – Поможешь мне найти подходящего?
– С удовольствием, – отвечает она.
Ее глаза горят.
– А то как-то странно даже. Куры есть, а гонять их некому, – усмехается Батя, поставив перед ней тарелку. – Выучу пса на охоту ходить. Заживем. Кстати, Данила, не хочешь со мной на охоту? – спрашивает он, накладывая утку в мою тарелку. – Или на рыбалку?
– Ой, нет, я как-то в этом плане не очень, – морщусь я. – Животных не убиваю, кормить комаров и задницу морозить – тоже не мое.
– Отставить, – решительно командует Петрович. – Даже слышать не хочу, – ставит передо мной тарелку и наливает в мой бокал вина. – Я твоей матери обещал, что человека из тебя сделаю? Обещал. И пока не отступал от этого обещания!
– Понял, – отвечаю я с улыбкой, видя, как Ева посмеивается надо мной.
Она знает, что Батя может быть суров, но ломать через колено меня не станет. Насильно на охоту не потащит, но обязательно придумает другое, изощренное испытание.
– Спать сегодня здесь останешься, – приказывает он, усаживаясь за стол.
– Нет, я не могу, я… – пытаюсь сопротивляться.
– В гостевой комнатке внизу.
– Парни зовут ее пыточной, – хихикает Ева.
– Там просто матрас немного продавлен, – отмахивается Батя. – Пружины слабые. Но спать – одно удовольствие!
– И скрипучий, – добавляет она, отправляя в рот кусок утятины. – Если кто-то остается внизу, то всю ночь слышно, как он ворочается и кряхтит!
– В этом
