Измена. Ты нас променял - Оксана Барских

Рванула. Видимо, на эмоциях она позволила себе неподобающие по ее меркам чисто разговорные фразы.

– Заставили вы всех, Давид Демидович, понервничать, – с насмешкой холодно произнес Паша, и их взгляды с Дорониным встретились.

Долго они буравили друг друга, но в результате этой битвы Давид посмотрел на меня каким-то печальным и обреченным взглядом. Словно пришел к какому-то решению, которое делало его несчастным.

– Тетя, я поговорю с Алей, а после отвезу тебя домой. Тебе нельзя так нервничать, у тебя давление. Мне недавно твой врач звонил, я всё знаю, не ври мне.

Давид и правда умел быть заботливым, и это одно из тех качеств, которые я когда-то особо ценила.

– Аль, мы можем поговорить наедине?

Давид кинул беглый взгляд на Пашу, и я кивнула последнему, что всё в порядке. Так что вскоре мы остались наедине.

– Ты прости меня, Аль, за всё. Я один во всем виноват. Испортил тебе жизнь, сам того не хотя. За эту неделю у меня было много времени подумать. Я не сумею сделать тебя счастливой.

От его слов у меня на глаза навернулись слезы, но я отвела взгляд и проморгалась, чтобы не расплакаться. Отчего-то вдруг сильно щемило, словно я что-то потеряла. Что-то невероятно важное и ценное.

– Рад, что ты это понимаешь, Давид, – все-таки глухо произнесла я в ответ на его речь.

– У меня лишь одна просьба к тебе.

– Какая?

– Я никогда больше тебя не побеспокою. Только дай мне возможность глянуть на Верочку напоследок. Я открою на ее имя трастовый фонд, буду платить алименты, но на глаза вам попадаться не буду, не переживай. Лишь хочу глянуть на дочь в последний раз.

– Хорошо. Как насчет завтра?

Мне самой не верилось, что я произношу эти слова. Да еще так холодно и равнодушно. В то же время в душе у меня царила буря. Мне хотелось кричать и крушить всё вокруг. Устроить ему допрос про измены, особенно про ту сцену, которой я, казалось, стала свидетельницей во время моего эпичного ухода из дома. Но я промолчала. Не смогла выдавить из себя ни слова.

– Завтра? Хорошо. Когда тебе будет удобно, напиши мне, и я подъеду, куда скажешь.

– Ты скажи Жанне Игнатьевне, что мы с Верой к себе поедем. А вещи я на днях заберу с дачи.

– Не переживай, я отправлю всё курьером. У тебя есть деньги, Аль? Возьми, пожалуйста, карточку, не хочу, чтобы вы с Верой нуждались.

Он протянул мне пластик, но я его не приняла и резко покачала головой.

– Не нужно. Денег хватает.

– Не хочешь от меня принимать? Я не удивлен…

Воцарилось молчание. Я не знала, что сказать, а он просто любовался мной. Словно прощался.

– А ты выходи замуж за Измайлова, Аль. Он тебя любит. Никогда не обидит, в отличие от меня.

Глаза его были грустные, но говорил он вполне искренне.

– Я тебе соврала, Давид. Ничего у нас с Пашей нет и никогда не было.

– Я знаю, Аль, но у меня есть глаза. Он тебя любит. Сам мне так сказал. Ему я могу тебя доверить, Аль.

Тишина. Снова тишина.

– Я пойду.

Он развернулся, подошел к тете и взял ее под руку, уводя к своей машине, припаркованной недалеко. А я осталась стоять и смотреть ему вслед. Вроде бы я получила то, что хотела, но внутри остался неприятный осадок.

Я настолько оцепенела, что даже ничего не ответила ему, а когда его машина исчезла с горизонта, направилась к освободившемуся от дел Паше. Полицейские машины начали уезжать, и ждали только меня. Сев в его машину, я не выдержала и решила понять, почему Давид решил, что я должна выйти замуж за Пашу.

– Это правда, Паш? Ты сказал ему, что любишь меня?

Я ожидала, что он начнет отнекиваться и опровергнет убеждение Давида, но всё вышло совсем наоборот.

– Да, Аль, это правда. У нас ведь был мужской разговор сразу после того, как он ворвался к тебе в палату.

Ира. Это точно была ее идея. Она даже приукрасила наверняка всю ту ситуацию.

– Спасибо тебе, конечно, Паш, что столько времени уделяешь этому. Честно, спасибо. Твоя ложь подействовала, так что Давид согласился больше нас не беспокоить.

– А я не врал, Аль. Всю правду сказал.

Вот оно.

Признание, которого я не хотела.

Паша Измайлов – хороший человек. Но не мой.

И я не его.

– Паш, я…

– Не надо, Аль, не говори ничего. Я просто не мог больше держать чувства в себе, поэтому и признался. Но я не идиот и вижу, что ты по-прежнему любишь Давида, а быть на вторых ролях не согласен, так что претендовать на тебя не буду. Мы можем сделать вид, что этого разговора не было.

Его слова принесли мне облегчение. Но мне всё равно было неловко, поэтому дальше мы ехали молча.

– Ира с Верой у нас. Останешься на ночь? В твоей квартире всё равно шаром покати, – произнес Паша, когда мы подъехали к ним.

Конечно, мне было стыдно перед ним, но при этом я понимала, что, если начну его избегать, ситуация лишь осложнится, и всё станет только хуже.

– Останусь, Паш. Ира наверняка и по мне, и по Верунчику соскучилась.

– Спасибо, Аль.

Я промолчала, но знала, что он благодарен мне, что я не стала накручивать себя и сторониться его.

– Боже, Аль, я так рада, что ты в порядке. Как ты? Тебя не ранили? Паша мне вкратце рассказал по телефону, что произошло, но я всё равно была не уверена, что он не преуменьшает.

– Всё хорошо, Ира, сама видишь. Как там Вера? Проголодалась? Давай я ее буду кормить и всё тебе расскажу.

Рассказ много времени не занял, но я постаралась скрыть за словами собственные эмоции. Мне нужно было всё переварить, а сделать это я могла лишь наедине. В горле до сих пор стояли комом невыплаканные слезы, но подобной слабости я позволить себе могла только в душе, когда рядом не было ни души.

– Ты знаешь, Давид тот еще козел, но я рада, что он жив, а все враги повержены. Жаль только, наверное, его брата, который вообще был не при делах, а так страшно умер. Подумать только, его