Спецназ. Притворись моим - Алекс Коваль

Он видел. Видел, как этот урод меня лапал. И слышал все те сальные слова, что генерировал его поганый рот.

Никита медленно подходит к нам. Его шаги глухие и тяжелые. Стас, увидев его, пытается что-то прохрипеть, но получается только жалкое мычание. Кажется, кто-то потерял свои яйца.

— Ник, братан…

Сотников даже не смотрит на него. Он смотрит на меня.

— Ты как? — голос тихий, ровный, но от него вибрирует воздух.

— Нормально, — выдыхаю я. — Справилась.

— Вижу, — он кивает на скрюченного Стаса. — Умница моя, — звучит с ноткой гордости.

Он обнимает меня за плечи и целует в макушку. А затем обращает внимание на поднявшегося на ноги товарища.

Сотников делает шаг, пряча руки в карманы.

— Никит, — предупреждающе говорю я, хватая его за рубашку.

— Я же предупреждал тебе, Стас. Не лезь к ней.

— Да это была просто шутка! — сипит блондин. — У вас что, совсем нет чувства юмора, ребят? — бегают его испуганные глазенки.

— Шутка? Возможно, твоим женщинам и нравятся такие шутки, когда к ним насильно лезут в трусы, но эта женщина — моя, — спокойно заявляет мой боец, одной рукой хватая Стаса за воротник так, что тому едва ли не на цыпочки приходится встать, чтобы удержаться на ногах.

— Да куда я там лез… Да брось!

— Никита, не н… — начинаю я и затыкаюсь. В пару быстрых движений Сотников разворачивает Стаса и слегка толкает ногой. Тот по инерции делает пару шагов. И, запнувшись, теряет равновесие, позорно утыкаясь лицом в кадку с искусственным фикусом.

— Ой! — прыскаю я, прикрываю рот ладонью, сдерживая смех.

— Полежи, подумай о вечном.

Никита поворачивается ко мне. Берет меня за руку. Его пальцы горячие, надежные.

— Пойдем отсюда, Ириска.

— С удовольствием, — выдыхаю я.

Мы уже собираемся уйти, когда дверь женского туалета распахивается, и оттуда вылетает Вероника. Глаза горят злым торжеством, губы кривятся в оскале.

— Я все про вас знаю!

Мы останавливаемся. Никита смотрит на нее с такой усталостью, будто она — назойливая муха.

— Чего тебе, Ника?

— Я слышала, — она тычет в меня пальцем с длинным красным ногтем. — Я все слышала в туалете! Она говорила по телефону. Нет у вас никаких отношений! Это все фикция! Эта маленькая сучка просто играет роль! — продолжает, захлебываясь ядом. — Нашел себе малолетку, чтобы прикрыться, Сотников? Зачем это все? Просто признай, что все еще любишь меня…

Я чувствую, как кровь отливает от лица. Она подслушала. Вот же стер… лядь!

Я сжимаю руку Никиты, готовясь к обороне. Но он даже не вздрагивает в ответ на ее заявление. Смотрит на Веронику, как на грязь под ногами.

И тут меня осеняет.

Она сказала «все еще любишь меня»?

Давлюсь вздохом.

Да нет…

Да быть не может!

Смотрю на Сотникова.

— Ты закончила? — его голос тихий, но такой ледяной, что в ресторане, кажется, падает температура.

— Я… что? — теряется от его спокойствия Ника, явно ожидавшая другой реакции на свой монолог.

— Мне плевать, что ты там слышала, Вероника, — чеканит мужчина. — И мне плевать на твое мнение. Ты для меня никто. Досадная ошибка прошлого.

Он делает шаг к ней, и она инстинктивно отшатывается.

— А теперь послушай меня внимательно. Если ты еще раз приблизишься к Ире или откроешь свой поганый рот в ее сторону… я забуду, что я джентльмен. И поверь, тебе это не понравится.

— Ты мне угрожаешь⁈ — взвизгивает дамочка, но в глазах плещется страх.

— Именно.

— Да пошел ты!

— С удовольствием. Главное, подальше от тебя.

Ник разворачивается, обнимает меня за плечи так крепко, что мне становится больно, но эта боль приятная, и уводит меня прочь из этого места.

Мы идем по заснеженной улице. Молчим. Адреналин в крови бурлит, смешиваясь с холодным воздухом. Я все еще чувствую дрожь в руках.

— Прости, — наконец нарушаю я тишину. — Это я виновата. Не надо было болтать в туалете. Просто Аврора позвонила… Я не знала, что эта гадюка там.

— Забей, — бросает Никита. Он достает сигареты, закуривает на ходу. — Давно надо было это закончить.

— Что закончить? Никит, кто они вообще такие? Стас, Вероника… Она вела себя так, будто имеет на тебя права!

— Если она их и имела, то давно уже просрала.

— И что это значит?

Дергаю его за рукав. Он останавливается. Выпускает струю дыма в ночное небо. Смотрит на меня. В свете фонаря его лицо кажется уставшим и каким-то… измученным. Словно за этот вечер он прожил лет десять.

— Вероника была моей невестой, — глухо произносит.

У меня отвисает челюсть.

— Что⁈ Эта… эта⁈

— Ага. Семь лет назад дело шло к свадьбе.

— И что случилось? — шепотом спрашиваю я, уже догадываясь, что ответ мне не понравится.

Никита криво усмехается.

— Классика жанра, Ириска. Банальная, пошлая классика. Я вернулся из командировки раньше времени. На Новый год. Хотел сюрприз сделать. — Он делает глубокую затяжку. — И сделал. Захожу в квартиру, а там… сюрприз для меня. Моя невеста в нашей постели. И не одна.

— Со Стасом? — догадываюсь я.

— Бинго, — щелчком отбрасывает окурок. — С моим лучшим другом. Стас был мне как брат. Мы с песочницы вместе. И как я не понял, что он человек — дерьмо, до сих пор удивительно.

Меня накрывает такая волна ярости, что перед глазами темнеет.

Я смотрю на Никиту, на этого сильного, железного мужчину, и понимаю, почему он такой. Почему он не любит Новый год. Почему он не доверяет женщинам. Почему он такой… закрытый. Замкнутый. Привыкший все в своей жизни контролировать.

Его предали. Самые близкие. Те, кому безоговорочно доверял. Растоптали, унизили, плюнули в душу.

И эта тварь еще смела сегодня открывать рот⁈ Смела что-то там вякать про наши отношения⁈

— Вот же стерва! — вырывается у меня. Кулаки сами собой сжимаются. Я резко разворачиваюсь на каблуках и решительно шагаю обратно в сторону ресторана.

— Эй, ты куда намылилась?

— Туда! Я пойду и набью ей морду! Все патлы выдеру! И этому уроду добавлю! Такие, как он, не должны размножаться!

Слышу веселый хохот за спиной.

— Агапова, стоять! — Никита хватает за капюшон пуховика, как нашкодившего котенка.

— Нет! Пусти! Как она могла⁈ Тварь! Да я ее… Я им устрою! Они у меня узнают, как обижать хороших людей!

Я машу руками, пытаясь освободиться.

Никита смеется.

Тихо, хрипло, но искренне.

Он дергает меня к себе и прижимает спиной к своей груди, блокируя руки.

— Успокойся, боец, — шепчет мужчина мне в макушку. — Не надо никуда идти. Не марай руки об это дерьмо.

— Но они же просто… ужасны!

— Плевать. Их карма уже нагнула. Да и ты им уже все показала.