Спецназ по соседству - Лана Вайн
– Я НАШЛА РАБОТУ! СЛЫШИШЬ?! РАБОТУ!
Эмоции захлестывают меня с головой. В порыве радости я, не думая, бросаюсь к единственному человеку в комнате.
Глеб все еще сидит на полу, но краем глаза наблюдает за мной со странным выражением на лице. И я, подлетев к нему со спины, обвиваю его шею руками, крепко обнимая и прижимаясь щекой к его затылку.
Он замирает. Мгновенно. Его тело каменеет, а шуруповерт в руке замолкает. Я чувствую, как напрягаются мышцы его спины подо мной, как он резко втягивает воздух.
И только тут до меня доходит, что я сделала…
Воздух в комнате из веселого и праздничного становится густым, наэлектризованным. Я медленно, очень медленно ослабляю хватку, собираясь отстраниться, извиниться, превратить все в шутку.
Но Глеб не дает.
Он кладет свою ладонь поверх моих сцепленных на его груди рук, не позволяя мне убрать их. А потом медленно поворачивает голову. Наши лица оказываются в паре сантиметров друг от друга.
Глаза мужчины темнеют, превратившись в два черных омута. Насмешка исчезает без следа. Остается только что-то, от чего у меня вмиг перехватывает дыхание.
– Еще раз так сделаешь, котенок, – его голос хриплый, низкий, вибрирующий у меня где-то внутри, – и я за последствия не отвечаю.
Я испуганно отдергиваю руки и отскакиваю назад, как от огня. Не говоря больше ни слова, он заканчивает собирать полку. Каждое его движение отточенное, резкое. Когда последний болт вкручен, он молча отдает мне шуруповерт, разворачивается и выходит из комнаты.
Я остаюсь одна, глядя на свою новую, идеально собранную полку и чувствуя, как до сих пор полыхают щеки.
Какой-то странный вышел день…
А ночь превращается в пытку. Я ложусь в кровать, но сон не идет. Ворочаюсь с боку на бок, простыни кажутся раскаленными, а подушка – каменной. Перед глазами снова и снова встает его лицо. Эти потемневшие глаза, жесткая линия челюсти…
«…я за последствия не отвечаю».
Что Глеб имел в виду? Что бы он сделал, если бы я не отстранилась? Мысль об этом заставляет кровь то стынуть в жилах от страха, то вспыхивать от какого-то запретного, неправильного предвкушения. Я сама затеяла эту игру, сама спровоцировала хищника. И хищник ответил.
Я закрываю глаза, но чувствую фантомное тепло его тела там, где я прижалась к его спине. Чувствую его запах, который, кажется, въелся в воздух моей комнаты. Я провела поединок и, кажется, проиграла вчистую. Ох, кажется, этот мужчина сводит меня с ума.
Я просыпаюсь разбитая, словно всю ночь не спала, а разгружала вагоны. Голова тяжелая. Первым делом прислушиваюсь. В квартире тихо. На цыпочках, боясь спугнуть тишину, я выхожу из комнаты. Дверь Глеба закрыта. Я осторожно тяну за ручку. Пусто. Его кровать идеально заправлена, словно на ней и не спали.
Разочарование бьет под дых. Ушел на работу, даже не попрощавшись. А чего ты ждала, Виленская? Что он придет и разбудит тебя жарким поцелуем? Три раза «ха»!
Злая на саму себя, я иду на кухню за кофе. И замираю.
На дверце холодильника, прилепленный магнитом, висит маленький белый стикер. Записка. Уверенный почерк Савицкого, который я уже успела запомнить. Под рядом цифр, составляющих номер телефона, всего одна фраза, от которой у меня по спине бегут мурашки.
«Котенок, это мой номер. На случай ЧС. Или… если захочется последствий, звони».
Глава 18 (Глеб)
Домой со смены я возвращаюсь выжатый как лимон. Сутки на ногах, пара выездов, отработка нормативов в зале – и вот я уже не бравый спецназовец, а уставший мужик, мечтающий только об одном: рухнуть на кровать и провалиться в небытие.
Ключ в замке поворачивается привычно легко. Захожу в прихожую. Тишина. Гробовая. Кроссовок Авроры нет, куртки тоже. Значит, свалила. И куда ее, спрашивается, понесло с самого утра? Хотя догадаться нетрудно.
Прохожу на кухню, надеясь найти хоть что-то съедобное. Взгляд цепляется за холодильник. На нем, среди ее дурацких розовых стикеров, сиротливо прилеплен мой. Усмехаюсь. Последствий соседка, видимо, пока не захотела. А вот ЧС…
Я ведь не просто так ей номер оставил. Знал же, куда Аврора намылилась. В «Элитный спа-салон La Fleur», твою мать. Я это название еще пару недель назад у оперов слышал. Обычный притон под прикрытием. Не бордель в прямом смысле слова, но эротический массаж с «дополнительными услугами» там практикуют. Место, где богатые дяденьки могут расслабиться, не боясь огласки. И куда точно не стоит соваться наивной двадцатилетней девочке в поисках первой работы.
Я ей намекал. Говорил, что место так себе. Но эта упертая коза, естественно, меня не послушала. Ну и черт с ней. Пусть учится на своих ошибках. Шишки – лучший учитель. Иногда полезно разок окунуться в дерьмо, чтобы потом ценить чистый воздух.
Вспоминаю, как Рори радовалась позавчера, когда я собирал ей эту дурацкую полку. Как в порыве эмоций обняла меня со спины. Крепко, доверчиво, мило. И от этого воспоминания внутри неприятно колет чувство вины. Язык не повернулся тогда сказать ей всю правду в лицо, испортить этот момент. Решил, пусть сама.
Разочарованно вздыхаю. Жрать хочется дико, а готовить нет ни сил, ни желания. Распахиваю холодильник. Пусто. То есть не совсем. Полки заставлены ее контейнерами, кастрюльками и баночками, обклеенными розовыми бумажками с гордой надписью «МОЕ». А моего там – только початая пачка старого кетчупа и одинокий сморщенный лимон.
– Ну и хрен с тобой, жадина, – бормочу я и, захлопнув дверцу, бреду в свою комнату.
Падаю на кровать прямо в одежде и отключаюсь.
Просыпаюсь от настойчивой вибрации телефона. Он надрывается на тумбочке уже, кажется, целую вечность. Разлепляю глаза. За окном – серый, безрадостный полдень. На экране высвечивается «Неизвестный номер». Сбрасываю вызов. Спать хочется больше, чем разговаривать с непонятно кем. Но телефон не унимается. Снова и снова.
– Да твою мать! – рычу я, принимая вызов. – Алло!
– Глеб? – раздается в трубке тихий, срывающийся шепот. – Глеб, это я, Аврора…
Я моментально сажусь на кровати. Сон как рукой сняло. Кровь стынет в жилах от одного только тона ее голоса.
– Что случилось? – спрашиваю резко, уже вскакивая с кровати.
– Забери меня, пожалуйста… – ее голос дрожит, она всхлипывает. – Я… я в туалете заперлась. Мне страшно. Не знала, кому еще позвонить…
– Адрес! – требую я, хотя и так знаю, куда ехать.
Пульс бьет в висках. Холодный, липкий страх прошивает насквозь. Не за себя. За нее.
