Как поцеловать кинозвезду - Дженни Проктор

Она мотает головой, пока снова собирает волосы в хвост, удерживая резинку зубами:

— Это называется лейкизм. — Она делает паузу, чтобы перехватить резинку. — Это состояние, при котором наблюдается снижение пигментации из-за рецессивного аллеля. В отличие от альбиносов, у них сохраняются тёмные глаза и кожа. Просто белый мех.

Я внимательно смотрю на Одри, отмечая, как её глаза загораются, когда она говорит. Уверенная осанка, спокойный тон, чёткие формулировки. Уверен — судя даже по этим нескольким фразам — я могу спросить у неё всё что угодно про белок или вообще про здешние леса, и она будет знать ответ. Странная мысль, учитывая, что она сейчас переодета в куст и нарушает границы моего участка. Но её уверенность, её знания... это чертовски притягательно.

Я делаю шаг к ней, но она тут же отступает и вся дистанция пропадает.

Ну вот. Притягательная, но всё так же совершенно не заинтересованная.

Если бы только у меня была белая шёрстка и коричневый носик...

— Кажется, я недавно одного такого видел, — говорю я.

Если бы Нейт это слышал, он бы не обрадовался. Упоминать о белках, которых я видел возле дома, — верный способ заставить Одри захотеть их увидеть. А она спросит, можно ли. И мне придётся согласиться. Потому что, конечно же, я соглашусь.

Её лицо заметно светлеет.

— Одну? Или их было несколько? Где именно? Ты был рядом с домом?

Меня забавляет её восторг.

— Их было двое. А я был у себя в доме. Они бегали по газону возле бассейна.

— Это первый раз, когда ты их видел?

— Впервые. Хотя, может, и раньше замечал, просто не обратил внимания, пока ты не заявилась и не объяснила, насколько это важно.

— Понятно. — Она касается затылка, а взгляд её становится каким-то сосредоточенно-отстранённым — как у Броуди, когда он в голове считает что-то запредельно сложное. — Двое, говоришь? — наконец спрашивает она.

Я киваю, и она переводит руку со затылка на лоб, выражение лица — полное недоверие.

— Двое. Это значит, что это не просто редкое совпадение, а настоящее миграционное явление!

— Полегче, доктор Дулиттл.

Она поднимает взгляд, встречаясь со мной глазами, и я расплываюсь в улыбке. У неё настолько невероятно синие глаза, что трудно отвести взгляд.

— А теперь давай ещё раз, но по-английски, — мягко говорю я.

Щёки её слегка розовеют, но она кивает, словно к этому уже привыкла. Похоже, ей часто приходится объяснять сложные вещи тем, кто немного отстаёт в развитии.

— На протяжении более ста лет белки с белым мехом были эндемиками одного очень небольшого региона в Западной Северной Каролине. Но теперь, видимо, они обосновались и в других местах. Популяция растёт — двигается дальше.

Я иду к квадроциклу и снимаю с багажника бутылку воды. Откручиваю крышку и протягиваю ей, но она отказывается и поднимает трубочку, прикреплённую к плечу рюкзака.

— У меня Camelbak.

Ну конечно.

Сдаётся мне, она могла бы жить здесь в лесу днями напролёт, ориентируясь по тени от облаков и заваривая чай из сосновых иголок. Я делаю пару глотков воды.

— В прошлый раз ты говорила что-то о своей докторской. Ты учёный?

— Биолог-натуралист, — отвечает она. — Я писала диссертацию на тему миграционных паттернов беличьих в условиях урбанизации и разрастания пригородов. Так что тот факт, что белки начинают перемещаться, — это невероятно важно для моих исследований. Ты не представляешь, насколько это захватывающе — увидеть это своими глазами.

Так. Её интеллект — это определённо что-то безумно привлекательное. Даже не обсуждается.

Одри внимательно смотрит на меня, прежде чем сделать шаг вперёд, на её лице — мольба.

— Послушай, я знаю, что нарушаю границы. Но клянусь, я здесь только из-за белок. Можешь…

Она прикусывает губу, и я невольно задерживаю взгляд. Как её зубы впиваются в мягкую кожу.

Я упираю руки в бока.

— Что, дать тебе разрешение?

Она кивает.

— Я бы, конечно, не подходила к дому. Ну, или хотя бы не заходила в него. Если ты видел их у бассейна, значит, где-то поблизости у них гнездо, и мне нужно будет подойти достаточно близко, чтобы сделать снимки. И найти гнездо. Посмотреть, можно ли определить, как давно они тут живут.

— Определить возраст гнезда? Такое возможно?

Она смотрит на меня так, будто я только что спросил, дышат ли белки воздухом.

— Мы умеем определять возраст деревьев, которым по пятьдесят тысяч лет. Думаешь, я не смогу примерно понять, как давно здесь живёт белка?

Я не могу не улыбнуться. В её одержимости темой, которая большинству покажется до зевоты скучной, есть нечто трогательное. Хотя… что я понимаю в скуке? Мы обсуждаем белок уже добрых пять минут, а я всё ещё не хочу прекращать разговор. Думаю, дело тут вовсе не в теме, а в собеседнице.

Правда в том, что, убедившись — она и правда здесь только из-за белок, — я больше не вижу причин не пускать её обратно. Несмотря на все опасения Нейта.

Я видел, на что способны папарацци, чтобы пробраться поближе к знаменитости. Но невозможно притвориться такой увлечённой — с такими знаниями и такой искренней страстью к белкам. Эта женщина безвредна.

Чуть странная.

Но безвредна.

Хотя… кого я обманываю? Я хочу, чтобы она вернулась, не потому что неопасна. А потому что мне хочется снова её увидеть.

— Сколько времени тебе нужно? — спрашиваю я, глядя на вещи в багажнике квадроцикла, проверяя, всё ли закреплено. Если буду смотреть прямо на неё, могу спугнуть своим энтузиазмом.

— Неделя. Ну максимум две, — отвечает она, голос её наполнен надеждой.

— Две недели, чтобы сделать пару фотографий?

— И собрать нужные данные, — добавляет она. — Но ты даже не заметишь моего присутствия. Обещаю: ни одного снимка с тобой, домом или чем-либо, что могло бы выдать местоположение белок.

— А подписать соглашение о неразглашении согласна?

Подписывать я с ней, конечно, не собираюсь — ситуация этого не требует. Но как проверка — сойдёт.

— Конечно. Всё, что нужно. Могу даже отправить подтверждение своей квалификации и копию гранта, который финансирует мои исследования.

— Подтверждение?

Она прочищает горло, делает шаг вперёд и протягивает руку, будто знакомится впервые. Я наконец поднимаю глаза и смотрю на неё.

— Доктор Одри Каллахан, — говорит она. — Биолог-натуралист, профессор Университета Каролины Саутерн, опубликованный автор. Можешь загуглить.

У меня сжимается живот. Мне и так хватает поводов быть впечатлённым. А тут — доктор Одри Каллахан. И ещё и автор? Похоже, у меня не просто симпатия, а полнейший крен в сторону влюблённости. Причём не поверхностной, а глубокой — потому что и Одри другая.