Измена. Игра на выживание - Луиза Анри

Из-за двери доносилось лишь мерное тиканье старинных часов где-то внутри комнаты. Ни рыданий, ни стука кулаков. Тишина после бури, — отметил про себя Тихон. После ярости Яна и угрозы «мужского разговора» тишина была красноречивее крика. Держится.

Утро сменило рассвет. Пора проверить объект. Он повернул ключ беззвучно, открыл дверь ровно настолько, чтобы войти.

Она стояла у окна. Не сидела, сломленная, не металась. Стояла. Спиной к комнате, руки опущены, но плечи — непривычно прямые для пленницы, только что избегшей грубого допроса. В слишком большой чужой рубашке, босая, с темными волосами, спадавшими беспорядочно на спину. Она смотрела сквозь бронированное стекло и решетку на серый город, залитый утренним светом. На свободу.

Тихон вошел. Закрыл дверь. Не запер. Стал в метре от нее, не скрывая своего присутствия. Она не обернулась сразу. Сначала лишь напряглась, едва заметно — спина стала еще прямее. Затем медленно повернулась.

Их взгляды встретились.

Тихон видел страх. Глубокий, животный, застывший в глубине серых глаз. Видел следы бессонной ночи — синеву под веками, бледность. Видел ссадины на костяшках сжатых кулаков — следы отчаяния, выплеснувшегося на стены или дверь. Все это было ожидаемо.

Но было и другое.

Не было истерики, которая трясла Риту при малейшей угрозе ее статусу. Не было наглой самоуверенности Алисы, построенной на чужой власти. Не было и тупого оцепенения, которое Тихон видел у многих в подобной ситуации.

В ее взгляде, поверх страха, была ясность. Твердость. Какое-то внутреннее достоинство, которое не сгибалось под тяжестью обстоятельств. Она не опустила глаза. Не отвела взгляд. Она держала его каменный, оценивающий взгляд. Не вызывающе. Скорее… как равный, попавший в беду, но не сдавшийся. В ее позе, в этой прямой спине, в подбородке, чуть приподнятом, читалась непокоренность. Не кричащая, не глупая, а тихая, глубокая, словно высеченная из гранита. Как будто весь ужас ее положения не мог сломать что-то самое главное внутри.

Не крыса, — констатировал про себя Тихон. Не тряпка.

Это было непохоже. Непохоже на женщин, крутившихся вокруг Яна — расчетливых, жадных, напуганных или пустых. Непохоже на тех, кого Тихон привык видеть в ловушках криминальных разборок — сломленных, плачущих, торгующихся. Здесь была стойкость. Качество редкое. Ценное. И… опасное. Потому что стойких людей сложнее сломать, но и сложнее предсказать.

— Еды? — произнес Тихон своим обычным, глуховатым, лишенным эмоций голосом, кивнув в сторону нетронутого подноса с едой. Констатация факта. Наблюдение: страх перебил голод.

Она молча смотрела на него. Губы сжаты.

— Воды? — Взгляд Тихона скользнул к графину на тумбе. Отрицательный кивок. Голос она не выпускала, но ее глаза говорили: Не нужно.

Тихон медленно, не отрывая от нее взгляда, обошел комнату. Проверил окно (заперто), решетку (прочна), вентиляцию (непроходима).

Стандартный контроль периметра. Его движения были экономичны, точны. Он не искал ничего нового; он подтверждал надежность клетки.

Вернувшись к центру, он снова уставился на нее. Теперь его взгляд был пристальнее. Он видел это странное качество — достоинство на грани гибели. Видел и отмечал. Как стратег отмечает неожиданную особенность противника на карте. Это меняло… ничего в ее положении. Но меняло его восприятие объекта. Из "проблемной заложницы" она начинала переходить в категорию… непонятного фактора.

— Лекарства? — спросил он, его взгляд указательно опустился на ее сбитые костяшки пальцев. Профессиональная оценка состояния. Приказ босса — "пока не трогать" — требовал поддерживать объект в сохранности. И эти руки… руки врача. В их мире и это могло быть ценно. Или опасно. Снова отрицательный кивок. Миг удивления в ее глазах — она ожидала другого тона, других слов. Он это заметил.

Тихон выдержал паузу. Его каменное лицо не выдавало мыслей, но внутри шел анализ. Страх + Достоинство + Стойкость = Непредсказуемость. В их строго упорядоченном, жестоком мире непредсказуемость была угрозой. Или… возможностью? Он не знал. Но отметил.

Больше слов не было. Он развернулся и вышел. Дверь закрылась за ним. Щелкнул замок. Один раз. Два. Три. Звуки были четкими, неумолимыми в утренней тишине особняка.

Оливия осталась стоять у окна. Дрожь наконец пробежала по ее спине, когда шаги Тихона затихли в коридоре. Его молчаливое наблюдение, этот тяжелый, всевидящий взгляд, ощущались почти физически. Он увидел в ней что-то. Что именно — она не знала. Но знала, что этот человек, тихий и страшный, как скала, заметил больше, чем просто испуганную заложницу. И это пугало по-новому.

Тихон же, растворившись в тени коридора, делал мысленную пометку для доклада боссу и для себя:

«Докторша Харитонова. Страх есть. Сломленности — нет. Непохожа на крысу. Наблюдать пристально.»

Глава 15

Кабинет Яна был в полутьме, шторы плотно задернуты от яркого дня. Воздух пах лекарствами и чем-то тяжелым — его собственной болью. Ян сидел за столом, прислонившись к креслу. Лицо серое, влажное от пота. Правое плечо, туго перебинтованное под рубашкой, ныло так, что сводило зубы. Но глаза… Глаза горели холодным огнем. Глаза хозяина этой крепости.

Тихон стоял за ним, как каменная гора. Надежная.

Вошел Бухгалтер — щуплый мужичок в очках, с папкой и ноутбуком. Шел тихо, но без страха. Знает себе цену.

— Докладывай, — голос Яна был тише обычного, хриплый, но твердый. Приказ.

Бухгалтер кивнул, открыл папку.

— По стоматологу, Анатолию. Долги подтвердились. Крупные. Всё ведет к Шраму. Тот держит подпольные кабаки, где сливают таких, как он. Последний раз крупно проигрался как раз перед всей этой историей с Алисой.

Ян усмехнулся криво.

— Загнали крысу в угол. Где он теперь? Кто с ним шепчется?

— Нашли следы, — Бухгалтер щелкнул мышкой, показал на экране карту с точками. — Звонил с левых телефонов, но паттерн виден. Встречался в нейтралках: кафе «У Леонида», склады на Севере, гаражи «Восход». Там его люди Шрама шныряют. Последний раз светился за день до перестрелки у вас в квартире. Кольцо сжимается. Он в городе, прячется. Скоро накроем.

— Живым! — Ян ударил кулаком по столу, вскривившись от боли в плече, но тут же выпрямился, сверля Бухгалтера взглядом. — Мне его целым и говорящим, понял? Я сам с ним поговорю.

— Понял, Ян Васильич. Живым, — Бухгалтер быстро записал.

Ян сглотнул, рука дрожала. Тихон молча подал стакан воды. Ян отпил — ледяная вода обожгла, но помогла. — Теперь Шрам, — голос окреп. — Что там у его шавок?

Бухгалтер перелистнул страницу.

— Нападение в квартире — его почерк. Оружие, тактика — всё сходится. Но… — он снял очки, протер. — Но масштаб не его. Деньги — куда больше,