Мой страшный главный врач - Софья Орех

Мы подходим к двери ведущей в холл административного этажа, за которой слышны чьи-то шаги и мужские голоса.

— А где наш главный лизоблюд Муранов? — слышим мы оба чей-то негромкий, но отчётливый голос.

— Да, наверное, уже выплясывает вокруг нового главного врача, должность свою сберечь старается, — также негромко, со смешком отвечает ему второй.

— Да, ладно вам, Муранова можно понять. Ему уже шестьдесят пять и больше никто ему такой должности не предложит. А сидеть в отделении рядовым хирургом уже не хочется. Тут хочешь-не хочешь, будешь выплясывать, — быстро проговорил удалявшийся третий голос.

Кидаю взгляд на стоящего рядом начмеда Муранова и вижу, как багровеют его щёки и опускается вниз голова. Рука с карточкой так и застыла на весу перед кодовым замком.

— Это правда? — вполголоса спрашиваю я.

— Что именно? — глухо произносит он, не поднимая головы.

— Что вам шестьдесят пять лет.

— Да, правда, — как-то обречённо произносит начмед. — И всё остальное — тоже правда. Я, действительно, очень переживаю за свою должность и готов ради неё на многое. Эта работа — смысл моей жизни, я очень хорошо справляюсь с нею.

— Похоже на правду, — отвечаю я.

Он резко вскидывает голову и выжидательно смотрит мне прямо в глаза. У него хороший, честный взгляд.

— Ладно, Григорий Иванович, вы останетесь на этой должности, по крайней мере — при мне точно, — киваю я ему и вдруг вижу, как у него краснеет нос и появляются слёзы на глазах. Он спохватывается, опускает голову, лезет в карман халата за носовым платком. Промакивает глаза платком, сморкается, затем с облегчением выдыхает и подняв на меня влажный взгляд, искренне произносит:

— Спасибо, Лев Романович! С этой минуты я ваш самый преданный сотрудник. От меня вы никогда не получите ножом в спину. Я буду помогать вам и страховать вас всегда и везде, где смогу.

— Это хорошо, — отвечаю я ему. — Только дайте мне слово, что вы не станете мстить тем троим, чей разговор мы сейчас слышали. Вы ведь узнали их по голосам?

Он молча кивает и протягивает руку с картой к кодовому замку на двери.

— Если они — хорошие специалисты своего дела, то оставим этот разговор на их совести, — заключаю я, выходя в холл пятого этажа.

— Я понял, Лев Романович, — уже деловым тоном произносит начмед. Он, расправив плечи, пошёл рядом со мной по коридору в зал для конференций. — И ещё, Лев Романович, я просто хотел сказать вам, что заведующая отделением неврологии Лозовая Кристина Григорьевна — это моя дочь. Она замужем за хорошим человеком и у них двое прекрасных детей. Она — тоже очень хороший специалист своего дела и пользуется авторитетом у подчинённых.

— Хорошо, я учту, — киваю я и мы заходим в приёмную, где уже за своим рабочим местом сидит секретарша Ольга Васильевна в одежде пудровых тонов. Она вскакивает со своего кресла:

— Здравствуйте, Лев Романович! Здравствуйте, Григорий Иванович! Все заведующие уже собрались в вашем кабинете, — официальным тоном сообщает она нам.

— В следующий раз, пожалуйста, запускайте всех в мой кабинет только после того, как я уже сам пройду в свой кабинет и только после моего приглашения! Вам ясно⁈ — рявкаю я на неё. — Вот как мне сейчас быть⁈ Прикажете при всех переодеваться⁈

— Ой, я что-то не подумала, — растерянно лепечет Ольга Васильевна. На её лице сквозь тональный крем проступают красные пятна. — Просто Дмитрий Иванович всегда переодевается в комнате отдыха, и он не обращает на это внимания.

— Переодевался, — негромко поправляет её начмед Муранов и кидает на неё быстрый презрительный взгляд.

Ох, уж эти мне подковёрные игры!

На оперативке внимательно разглядываю каждого из двадцати двух заведующих, слушаю их доклады за сутки, делаю пометки в блокноте.

— Ещё раз, что там с больным Фирсовым? — настороженно смотрю на заведующего отделения реанимации и интенсивной терапии.

— Поступил час назад после ДТП. Множественные травмы, почти несовместимые с жизнью. Ребята работают с ним, пока, вроде, держится, — торопливо докладывает крепкий, лысоватый мужчина за сорок. Узнаю по голосу одного из той троицы, что проходила в тот момент по холлу.

— Дождитесь меня после оперативки, — киваю я ему. — Покажите отделение и этого больного. Григорий Иванович, пойдёте с нами.

— Хорошо, — кивает в ответ начмед.

Заканчиваю оперативку через десять минут. Все, кроме начмеда и завтравматологии, быстро покидают мой кабинет.

— Ольга Васильевна, чашку чёрного кофе с сахаром быстренько на троих, — убираю палец с кнопки внутреннего телефона и обращаюсь к заведующему отделением реанимации: — Как вас зовут?

— Вадим Русланович, — коллега выжидательно смотри на меня.

— Какой, по-вашему, прогноз по этому пациенту после ДТП?

Тот пожимает плечами: — Пятьдесят на пятьдесят.

— Понятно, — киваю я. В это время в дверях без стука появляется секретарша с подносом в руках. На ней красивая юбка из струящегося материала и чёрная, полупрозрачная блузка. Кидает на меня вполне себе обычный взгляд и быстро ставит блюдца с чашечками кофе и кофейными ложечками перед каждым из нас. Тут же появляются блюдце с нарезанными ломтиками лимона и специальной вилочкой, небольшая сахарница, доверху наполненная кусочками сахара, Комната наполняется превосходным сочетанием ароматов кофе и лимона.

— Спасибо, Ольга Васильевна! В следующий раз стучитесь в дверь, прежде чем войти, — бросаю я вслед секретарше и киваю своим коллегам за столом: — Давайте, коллеги, быстренько по чашке кофе и пойдёмте в отделение, посмотрим как там дела и этого пациента заодно.

В отделение мы дошли за пять минут. Надели при входе на себя одноразовые халаты, бахилы. В отделении было чисто, светло, персонал занимался каждый своим делом, поглядывая на нас с разных сторон. В палатах интенсивной терапии находились несколько специальных медицинских кроватей с подведённым к ним оборудованием. Мониторы мигали разными огнями, с них можно было считать различные показатели жизнедеятельности организмов. Но кроватях лежали голые мужчины и женщины. Кто-то был в сознании, кто-то на аппарате искусственной вентиляции лёгких.

Я подошёл к троим больным, находившимся на ИВЛ. Двое находились в состоянии медикаментозного сна, а вот женщина лежала привязанная к кровати и смотрела на нас умоляющими глазами. Под неё и под теми двумя больными специальные чехлы-наматрасники, на которых они лежали, были мокрыми от мочи. Стоял характерный запах.

Подошёл поближе и она задвигалась, застонала, словно хотела, что-то сказать.

— Хотите что-то сказать? — негромко спросил у неё я.

Она быстро-быстро заморгала и на глазах появились слёзы. Трубка от ИВЛ не давала ей возможности говорить.

— Сколько дней она на ИВЛ? — спросил я у заведующего.

— Четвёртый день, — быстро ответил тот, заглянув в свой рабочий