Ушла в винтаж - Линдси Левитт
После первого куплета Оливер замолкает.
– Я нашел на компьютере. Вот, послушай.
Ритм довольно бодрый, это не любовная баллада, скорее сладостно-горькая песня, которая обрушивается на меня, проникая в самое сердце. У меня ощущение, что этим текстом Оливер хочет что-то донести до меня. Но тут важны не только слова, но и общее настроение. Возможно, поэтому он и вспомнил обо мне?
Песня длится всего три минуты, но под конец меня разрывает от нахлынувших вопросов.
– Вот такая песня. – Оливер откашливается.
– Голос у тебя… Звучит здорово.
– Сомневаюсь.
Теперь вместо его голоса я слышу тишину, но тишину приятную. Как будто мы оба должны впитать впечатления, прежде чем продолжить. Не знаю, о чем думает и что ощущает Оливер, но у меня до сих пор мурашки по коже. Услышав песню, он подумал обо мне. И дело не в том, что он хотел сказать что-нибудь приятное, чтобы соблазнить меня. Он, может быть, вообще не собирается меня соблазнять, и это хорошо. Наверное. Или нет.
– Хм… теперь я чувствую себя идиотом. Ты что-то говорила про домашнее задание?
Я откладываю сыр в сторону. Оливер важнее сыра.
– Да нет. А у тебя есть скаутский значок за пение?
– Целых три.
– Спой еще что-нибудь.
– Спокойной ночи, друзья мои!
– Ну тогда давай еще поговорим. Минутку.
Но разговор длится не минутку. Он затягивается на три часа. Не спрашивайте, о чем мы говорим. Обо всем? Ни о чем? Обсуждаем любимые фрукты и телепередачи, печальный опыт средней школы, выясняем, что Оливер каждый день читает новости, а я вообще не в курсе, что происходит в мире. Оливер рассказывает, как на него давит перспектива поступления в колледж, а я признаюсь, что даже не уверена, буду ли продолжать учебу после школы, а если буду, то понятия не имею, где и чему учиться. Он восхищается моей легкостью, я завидую его амбициозности.
Под конец его голос становится мягким и сосредоточенным. В комнату заглядывает мама и говорит, чтобы я ложилась спать. Я разматываю телефонный шнур, представляя, что так же наверняка делала и бабушка, когда в юности болтала со своим «другом сердца». Удивительно, как быстро узнаешь человека, если беседа направлена на… то, чтобы узнать человека. Я определенно могла бы подружиться с кем-нибудь в школе, если бы у нас было несколько часов, чтобы вот так открыться друг другу.
– Оливер? Мне пора идти.
– Конечно. Разумеется. – Он откашливается. – Значит, увидимся в среду? На заседании группы поддержки?
– Да, я полностью в твоем распоряжении. – На этой фразе я запинаюсь. – То есть я в твоем распоряжении, что касается работы над шествием. А не в полном распоряжении.
Оливер смеется глубоким теплым смехом. Вот бы записать его на диктофон и положить под подушку, чтобы потом включать ночью, когда мне снятся ужастики. Непозволительная роскошь.
– Сладких снов, Мэллори.
Мне и запись не нужна. Всю ночь мне снится Оливер. Мы с Оливером у меня дома, играем в настольные игры; Оливер в его старенькой машине-развалюхе; Оливер рядом со мной у моего шкафчика в школе. Оливер под деревом, наклонился, чтобы поцеловать меня.
Стоит мне проснуться, как к сладости сна примешивается горечь оттого, что я впервые позволила своему сознанию, или скорее подсознанию, дойти с Оливером до того места, куда мы не можем отправиться по вполне очевидным причинам, которые с каждым нашим разговором почему-то кажутся все менее очевидными.
Глава 17
Какие еще скаутские значки заслужил Оливер Кимбол:
1. Обаяние.
2. Остроумие.
3. Обворожительный смех.
4. Умение задать нужный вопрос в нужное время.
5. Изящество. Мужское изящество.
6. Еще раз обаяние. Тут не обошлось без Школы Обаяния. Десять значков за обаяние в Хогвартсе.
В среду перед первым уроком меня поджидает Джереми. Заметив меня, он подпрыгивает, как испуганный заяц, хотя я никогда не видела испуганных зайцев: может, они вообще не подпрыгивают, если их напугать, а прыгают только от радости? В любом случае Джереми набрасывается на меня, пытается взять за руку, потом понимает, что мое тело больше не связано узами любви, и кладет руку себе на голову, будто так и было задумано.
– Привет! Я хотел кое-что обсудить. По школе. Это недолго.
Я делаю шаг назад, подальше от входа в класс, в глубину коридора, чтобы не стоять на пути у одноклассников. Я не нервничаю и не тороплюсь. Я не слишком серьезна и не слишком восторженна. Я как Швейцария на переговорах. Нейтральная и холодная – и с глубоким уважением к шоколаду.
– Конечно, Джереми. Что такое?
Джереми аж отскакивает от меня – вот как действует моя бесстрастность. Его сразила сила моего безразличия.
– Слушай. Последние две недели получились какие-то безумные. Я знаю, ты попросила разрешения не доделывать проект со мной и выполнила альтернативное задание, но мне как-то не по себе…
Не по себе? Не по себе отнюдь не выражает того, насколько паршиво он должен себя чувствовать.
– Из-за чего?
– Из-за того, что все пошло наперекосяк. Проект у меня уже готов – вся виртуальная фабрика. И я предлагаю… если хочешь, можешь сказать мистеру Хановеру, что ты снова со мной в паре, я не возражаю. Получится почти на равных, учитывая, сколько ты помогала мне раньше.
– Ладно. – Я растягиваю слово, склонив голову набок. – А тебе это зачем?
– Сделать тебя счастливой? – Джереми перекатывается с пяток на носки. Он и в обычной жизни не может постоять спокойно, а уж когда нервничает, тем более. Я много чего о нем знаю, даже такое, чего не знает он сам.
– Дело в том, что если я тебе не нужен, – он перекатывается на носки, потом снова на пятки, – что ж, отлично. То есть не отлично, конечно, но я переживу.
– Переживешь? – Ну уж нет. В этой ситуации только одна жертва, и это явно не ты, Amazing Asian. – Джереми, это же твой косяк!
– Я знаю! – выкрикивает Джереми. Он перестал раскачиваться, но теперь у него дрожит голос. – Думаешь, я не знаю? Ты никогда не лажаешь, никого не подводишь, ты безупречна и бесстрашна.
– Конечно нет! Видишь, ты меня даже не знаешь.
– Так позволь мне узнать тебя! – Он кричит и брызжет слюной. – Я пытаюсь все уладить. А ты все портишь.
Хоть я и отодвинулась от двери, сцена начинает
