Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ
Я пристально посмотрела на него – сердце мое сжалось с такой силой, что я не могла сделать и вдоха. Все склонились в поклоне. Напрягшись всем телом, я также поклонилась. Когда я подняла взгляд, то заметила, как спокойно Цзыдань смотрит на меня. В его глазах не осталось и тени тепла, а губы тронула равнодушная улыбка.
Брат шагнул вперед и встал между нами. Одной рукой он коснулся руки Цзыданя, а вторую положил на мое плечо. По привычке обходительно улыбнувшись, он громко заговорил:
– Ваше высочество Сянь-ван утомился от долгой дороги! Не нужно церемоний! Вы только взгляните на восстановленную резиденцию Сянь-вана! Цзыдань еще не знает, как много А-У вложила сил! А какие сады – они даже не сравнятся с садами Шуюй!
Я улыбнулась, чуть отвернувшись, опустила глаза и сказала:
– Его высочество Сянь-ван утомился от долгой дороги, вам требуется отдых. Этим вечером цешэнь приготовила для его высочества скромные угощения.
– Благодарю ванфэй за доброту… – Цзыдань слабо улыбнулся, но, не успев договорить, вдруг прикрыл рот рукой и закашлялся.
Я испуганно посмотрела на брата. Встретившись с его обеспокоенным взглядом, я чувствовала, как сердце мое разрывалось на куски.
Зажглись фонари, в резиденции начался пир.
Струился дым благовоний, звучала музыка, в разгар пиршества перепутались кубки и бирки [77] – словно вернулись времена пышных праздников в стенах императорского дворца. Цзыдань сидел во главе стола – он переоделся в светло-лазурное повседневное платье. В роскошном зале он выглядел как само воплощение скорби. После трех чарок вина его щеки необычно заалели – кожа его казалась еще белее и прозрачнее. Даже гости, похоже, заметили в нем что-то неладное и перестали пить. Обмениваясь растерянными взглядами, они наблюдали, как он снова наполнил свою чарку вином и поднял ее в тосте.
Я нахмурилась и посмотрела на брата. Он встал и сказал с улыбкой:
– Как давно я не видел цвет лунного света! Цзыдань, пойдем вместе полюбуемся луной.
Цзыдань был немного пьян – улыбнувшись, он ничего не ответил. Брат подошел к нему и помог встать. Взяв бутылку вина в одну руку, Цзыдань, чуть пошатываясь, ушел вслед за братом.
Потерев виски, стараясь избавиться от внезапной тупой боли, я случайно услышала, как со всех сторон гости принялись обсуждать поведение Цзыданя. Я встала и окинула всех строгим взглядом – тут же повисла тишина.
– Уже поздно. Его высочество Сянь-ван уже ушел. На сегодня пир закончен. Прошу всех разойтись.
Спокойно договорив, я удалилась, взмахнув рукавом. Мне так не хотелось связываться с этими коварными свойственниками императора. Все эти высокомерные люди только и могли, что полагаться на собственную кровь, их волновало только количество еды на столах. Они никогда даже думать не станут о стремлении к лучшему – только и могут, что раболепствовать перед власть имущими. Кстати говоря, среди гостей были и мои двоюродные родственники. В свое время они были видными людьми и жили в достатке. Сегодня же они только и способны были, что заискивать передо мной, – даже не скрывали этого.
Когда я покинула главный зал, подул вечерний ветер – я почувствовала, как по телу пробежал приятный холодок. Когда голова моя очистилась от лишних мыслей, я невольно прыснула от смеха. Сама того не замечая, я все больше и больше походила на Сяо Ци, а на родных теперь смотрела свысока, как ханьцы.
– Где Цзянся-ван?
Я нахмурилась и огляделась – ни его, ни Цзыданя видно не было.
– Отвечаю ванфэй – Цзянся-ван сопроводил его высочество Сянь-вана в покои отдохнуть.
Я слегка кивнула и приказала слугам не идти за мной. Забрав А-Юэ, я направилась прямо в резиденцию Цзыданя. Ступая по узкому проходу вдоль великолепного сада, я вдруг увидела одинокую фигуру девушки – она задрала голову и смотрела в сторону покоев Цзыданя.
– Кто здесь? – Замедлив шаг, резко спросила я. Сердце забилось от страха.
Девушка перепугалась и вздрогнула. Вдруг я услышала дрожащий, нежный голосок:
– Цайвэй приветствует ванфэй.
Как же я была рада, что это она, – я даже вздохнула с облегчением. Уже подумала, что тут подчиненные Сяо Ци шпионят.
– Что ты здесь делаешь одна глубокой ночью?
Сначала она меня напугала, но теперь меня искренне взволновало, что она бродит здесь одна в такой час. Я не могла говорить с ней не в строгом тоне.
Гу Цайвэй опустилась на колени, спрятав пристыженный взгляд. Согнув изящную шею, она прикусила губу и ничего не ответила.
Я вздохнула – я могла только посочувствовать ее несбыточным надеждам, но все же немного гордилась ее упорству.
– Помнишь, о чем я говорила тебе? Неужели забыла?
Она еще ниже опустила голову и тихо сказала:
– Ванфэй наставляла Цайвэй, Цайвэй накрепко запомнила. Вот только… В сердце Цайвэй царит пустота и нет сожалений. Цайвэй ошиблась и не смеет требовать чрезмерного. То, что Цайвэй думает и делает, – это то, что желает сердце Цайвэй.
Я пристально смотрела на нее. В любой момент судьба может унести эту слабую, хрупкую женщину, что была нежнее молодого цветка, в неведомую даль. Пусть ей непросто раскаиваться, но ей хватало смелости говорить такие слова – это было достойно восхищения.
– Встань, – сказала я, вздохнув. – Следовать своему сердцу… ты очень храбрая. На том и покончим. Пойдем за мной.
Она робко встала и направилась за мной.
Когда мы ступили на порог резиденции, до ушей донесся отзвук падающей чарки, за которым последовал беспомощный голос брата:
– Цзыдань, ты хочешь напиться до смерти?!
Я стояла у дверей, и двое мужчин, перехватывающие друг у друга бутылку вина, одновременно повернули головы и ошеломленно посмотрели на меня. Я была в ярости от того, что мой брат растерялся и позволил Цзыданю выпить слишком много. Брат робко вытянул из пальцев служанки шелковый платок, чтобы утереть капли вина со своей одежды.
– Ты очень вовремя – я больше не могу его терпеть.
Цзыдань растерянно взглянул на меня, затем отвернулся и опрокинул вино в чарку.
– Я уже позвала лекаря. Я останусь здесь, можешь идти.
Я пристально смотрела на брата. Он как будто что-то хотел сказать, но, покачав головой, горько улыбнулся и сказал:
– Хорошо.
Встав к нему боком, я сказала:
– Только
