Темные души - Ана Рома

– Черт, слишком много. Тебе срочно нужно в больницу, – пропищала я, оглядывая пространство.

Никого вокруг не было, и дверь… Я подскочила на ноги, добежав к выходу, дергая ручку. Закрыто. Ударив по белой двери, оставляя ярко-красный отпечаток.

Вернувшись к Алонзо, нависая над ним.

– Зажми рану, пожалуйста.

Мои руки тряслись, я не знала, что мне делать. Лицо мужчины придавало болезненный бледный оттенок, у Алонзо всегда была загорелая кожа, он был истинным итальянцем с красивым загаром.

Вокруг не было ничего, даже окон, лишь четыре вентилятора, похожие на…Мои глаза распахнулись, осознав, что мы находились в холодильном шкафе. Над нами работала холодильная установка с циркулирующей системой охлаждения. Через примерно девяносто минут мы замерзнем до смерти.

– Я сожалею, что не смог защитить вас.

– Благодаря тебе, мы все еще живы, – я улыбнулась ему, специально обозначив слово «мы».

Алонзо приподнялся на локтях, скривив болезненную гримасу. Перескочив, с другой стороны, я подперла своим телом его голову так, чтобы ему было удобнее прилечь.

– Он глаз не смыкает, чтобы вам не навредили, – напоминая мне, что меня ждут дома. – Кристиано очень вас любит.

– Я знаю, – положив руку поверх его, прижимая рану.

На полу было много крови, слишком. Я прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Касаясь его холодной щеки с отросшей щетиной.

Мы мало пересекались с Алонзо в Италии, но он был часто в нашем доме, работая с Патрицией. У них был небольшой дом, в котором они жили со своими девочками. Его жена часто угощала нас итальянской выпечкой. Насколько мне известно, у него было две дочери, ожидавшие каждую ночь у двери своего отца.

Я не заметила, как слеза упала на плечо мужчины, ткань потрепанной рубашки тут же впитав в себя влагу.

– Твои девочки скучают по тебе, – и именно эта фраза разбила мне сердце на тысячи осколков.

Ведь когда-то я тоже ждала своих родителей, своего отца. Дети не понимают забот родителей, которые работают, устают, но всегда спешат домой, чтобы обнять свою маленькую копию. Когда ты вдыхаешь запах своего ребенка, что любит безусловной детской любовью и обожает тебя просто потому, что ты его любимый и родной человек. Сердце словно расцветает, ведь ты наблюдаешь, как маленький человек перенимает твои привычки и жесты, старается быть похожим в чем-то на тебя. Это и есть родительское счастье.

Но главное в жизни девочки – это папа. Папа, который оберегает тебя от судьбоносных подножек, обнимает так крепко, что косточки хрустят, и тебе это нравится. Катает на спине и позволяет слишком много конфет перед ужином, когда мама была против. Ты чувствуешь в нем мужскую любовь, именно ту, которая никогда не позволит тебе сделать неправильный выбор, когда ты станешь женщиной. Когда ты выберешь не себя.

И сейчас у дочерей Алонзо это увядало в моих руках. Он умирал на моих руках, а я ничем не могла ему помочь.

– Они должны… простить меня, – его грудь тяжело вздымалась с каждым словом.

Как же мне хотелось сказать, что скоро нас спасут, обязательно спасут. Он вернется к своей семье, но, к сожалению, мы оба знали, что чуда не произойдет. Не в нашем мире. Я не могла знать наверняка, какой план был в голове у Бернардо. Возможно, мне тоже предстоит просто умереть от холода, который медленно поражал мои конечности, начиная с ног.

– Ш-ш-ш, не трать силы, – я погладила его по каштановым волосам. – Я плохо помню, но мама в детстве, когда я не могла уснуть, прижимала меня к груди, – я сглотнула, роняя новую порцию слез. – Так она… так она говорила, что я быстрее засну, слушая удары ее сердца.

Мой голос дрожал, пока я медленно покачивалась, напевая мелодию, пытаясь облегчить его мучения.

– Она просила… любой ценой, – прохрипел Алонзо едва разборчиво. – И я не жалею… ни дня… следуя за вами.

– Спасибо, Алонзо, – плачь вырвался из груди, когда он взялся за мою руку и кровь пошла еще сильнее.

Мое сердце билось медленно, но так больно, словно птичка, что бьется из последних сил, желая выбраться на волю. В конце птичка просто сломала свои хрупкую шею. И в тот момент я продолжала укачивать Алонзо в своих руках, даже когда его хриплые вздохи заменялись булькающими вдохами. Когда и они стихли, я ощущала его легкое дыхание, а потом просто удар.

Раз. Два. Три. Четыре. Удар сердца.

Удар.

Удар.

Смерть.

Вместе с ним внутри меня тоже что-то погибло. Человечность? Сострадание? Доброта? Мои слезы просто перестали сыпаться из глаз, голова была такой легкой и тихой, что на мгновение я забыла про ужасный холод пространства.

Аккуратно положив голову Алонзо на пол, я легла рядом с ним, плотно прижавшись к его все еще теплому, но такому бледному телу.

Опустив окровавленную руку на свой живот, пытаясь продлить жизнь ребенка ровно, как и себе, пока мы оба не замерзли.

В следующий раз, когда я открыла глаза, увидев привычные голубые, в которых впервые читался: страх.

24 глава

Кристиано

Я сидел за обеденным столом в особняке Волларо, доедая свой суп, который мне приготовили. На часах было около пяти утра, работники суетились, то и дело переглядывались покорно, ожидая следующего приказа.

Охрана, окружающая дом по периметру, была устранена. Это было несложно, когда в доме находились одни женщины. Мартина сидела в другом конце стола с полной тарелкой супа, изредка поглядывая на дочь, которую пришлось привязать к стулу. Она была сумасшедшей, а расширенные зрачки добавляли еще больше сомнений в адекватности ее поступков.

– Ты обижаешь повара, – отправляя ложку супа в рот, нарушая тишину, сказал я. – Должен признать, вкусно.

– Чем ты занимаешься?

– Ем.

Мартина вздохнула, положив голову в руки, потирая виски.

– Надеюсь, повару пришло в голову положить отраву, – бешеные голубые глаза Каролины сверкнули в сторону обследуемого персонала. – Иначе я очень расстроюсь.

Тебе нужно быть вежливее к гостям, – сделав замечание, нарываясь на оскорбления.

– Тогда развяжи мне руки, и я приму тебя по всем итальянским традициям.

Я не ответил, выбирая оставаться в тишине. Вито сидел рядом, ковыряясь в тарелке, его левое плечо было вывихнуто после столкновения. По дороге сюда ребята оказали ему помощь, но боль вперемешку с усталостью отражалась на его лице.

– Твоей жены здесь нет, Кристиано, – тяжело выдохнула Мартина.

Мы буквально вытащили женщин из постели, выстроив в шеренгу, как перед тренировкой. В отличие от Каморры мы не причиняем вред женщинам