Самый тёмный грех - Ноа Хоуп
Веки ощущались чугунными, но я заставила себя их разлепить. Резкий, хоть и рассеянный свет ударил по глазам, заставляя тут же зажмуриться и тихо застонать. Я поморгала несколько раз, смаргивая радужные пятна, пока взгляд не начал медленно фокусироваться. Сперва просто размытые очертания, потом – стены, отделанные гладким, тёмным деревом. Маленькое, круглое окно – иллюминатор – и за ним бескрайняя синева воды, сливалась с таким же небом. Яхта. И судя по всему, чертовски дорогая.
Сколько я была без сознания? Если судно уже в открытом море, а не просто покачивается у причала, значит, прошло изрядно времени. Сутки, не меньше. А если прикинуть, что ближайший порт, откуда можно выйти в Средиземное море, находится от Парижа в паре тысяч километров… сомнений не оставалось: меня снова вырубили. И на этот раз чем-то по-настоящему мощным. До сих пор ломило в висках тупой, пульсирующей болью, а тело ощущалось чужим, непослушным, каждый мускул протестующе ныл, словно меня долго и методично избивали. А во рту стоял отвратительный, сухой привкус лекарств и металла.
И вот тогда, сквозь туман и физическую немощь, пришло осознание.
Меня продали в рабство. Снова.
В этот миг меня будто окатило волной ледяной воды с головы до самых пяток, кожа мгновенно покрылась колючими мурашками. Дыхание застряло в горле комом; я попыталась вдохнуть, но получился лишь короткий, судорожный хрип. Желудок скрутило в тугой, болезненный узел, к горлу подкатила волна тошноты. Грудь сдавило так, словно на неё рухнула бетонная плита. Сердце отчаянно забилось о рёбра, с такой дикой силой, что казалось, вот-вот пробьёт грудную клетку и выскочит наружу. Каждый его удар отдавался глухим, болезненным толчком где-то под кадыком, в висках, в кончиках пальцев. Тело начала бить крупная, неудержимая дрожь.
Омерзительные вспышки прошлого тут же безжалостно атаковали сознание: грязная, вонючая подсобка, где мы, перепуганные до полусмерти девчонки, сбились в кучу, как брошенный на убой скот; бесконечная, мучительная тряска в душном фургоне; обшарпанные, покрытые плесенью стены пристанища торговцев живым товаром, дешёвый, пропитанный потом и чужой болью матрас, брошенный прямо на пол…
Руки сами собой сжались в кулаки так, что ногти до боли впились в ладони. По предплечьям, под кожей, пробежал знакомый, отвратительный зуд – сводящее с ума желание снова почувствовать ту единственную, понятную боль, которая на время заглушила все остальные. Порезать себя и оставить ещё один уродливый шрам. Я судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы, заставляя себя медленно разжать сведённые пальцы, отгоняя это чёрное наваждение.
Нет. Не сейчас.
С огромным трудом, заставляя непослушное тело двигаться, я поднялась с кровати, ноги тут же подогнулись, и я едва не рухнула на полированный пол. Уперевшись рукой о стену, осмотрелась внимательнее, пытаясь заставить мозг работать. Каюта разительно отличалась от моих кошмарных воспоминаний. Широкая кровать с белоснежным бельём. Дорогая мебель из тёмного дерева, идеально отполированная. Современный, лаконичный дизайн, ничего лишнего. И даже… еда. На прикроватной тумбочке стоял поднос: бутылка воды, тарелка с фруктами и что-то похожее на сэндвич.
Кто бы ни стоял за этим, он явно не поскупился. И цели у него, похоже, были совершенно иные, чем у тех выродков из моего прошлого. Но какие? Эта неизвестность и тишина пугала едва ли не больше, чем пережитый ужас. И то, что ко мне до сих пор никто не пришёл, ничего не требовал, не угрожал… это было до странности нелогично. Но, как ни парадоксально, почти успокаивало, если вообще можно говорить о каком-то спокойствии, когда ты пленница на роскошной яхте посреди бескрайнего океана. Не уверена, что смогла бы снова выдержать тот ад, через который уже однажды прошла. Одна только мысль об этом вызывала приступ тошноты и спазм в желудке.
Но из-за кого я снова в клетке, пусть и позолоченной?
Хантер? Вряд ли. Насколько я знала, у него не было врагов такого калибра, способных провернуть похищение. Его «проблемы» были совершенно иного вида, более приземлённые, хоть и не менее опасные.
Так что оставался только один вариант. Лукас.
Сердце болезненно ёкнуло.
Либо он сам сделал это, чтобы вернуть меня. Но к чему такая жестокая, пугающая демонстрация силы, тем более зная, что я уже пережила? Он ведь и сам был в рабстве.
Нет, Лукас не мог так поступить со мной.
Мысли лихорадочно метались, одна безумнее другой. Но нужно было что-то делать, нельзя просто сидеть и ждать, пока неизвестность окончательно сведёт с ума.
Первая, самая очевидная мысль – дверь. Я буквально подскочила к ней, дёрнула массивную латунную ручку. Заперто намертво. Подёргала ещё раз, до боли в запястье, но без толку – тяжёлая дверь не поддалась ни на миллиметр. Окно. Я подтащила лёгкий стул, взобралась на него, и дрожащими пальцами ощупала толстое стекло, закреплённое мощными болтами. Никаких ручек или защёлок. Да и оно было слишком маленьким, чтобы пролезть, даже если бы его можно было открыть.
Я сползла со стула, чувствуя, как остатки сил стремительно покидают меня. Затем снова забралась на кровать и свернулась калачиком, инстинктивно обхватив колени руками, прижав их к самой груди.
Время тянулось мучительно медленно, каждая секунда казалась вечностью. Я уже начала погружаться в какое-то апатичное оцепенение, когда за дверью каюты послышались шаги и мужские приглушённые голоса.
Я вскочила с кровати, забыв о слабости, и подбежала к двери, и ухом прижалась к ней, затаив дыхание.
– Как ты и говорил, он жив. – произнёс низкий, рокочущий бас. – И согласился обменять себя на неё,
Сердце пропустило удар, а потом снова заколотилось, но уже по-другому – с примесью очень не хорошего предчувствия.
Кто «он»?
– Отлично. – ответил ему второй голос, старше и резче, с едва заметными стальными нотками. – Нужно подготовиться. Я не доверяю этому ублюдку. Однажды он уже обвёл нас вокруг пальца.
– Не волнуйся, отец. – в голосе младшего проскользнула опасная усмешка. – В этот раз я закончу начатое тобой. Я убью Роше. А девчонку я оставлю себе.
Роше? Имя показалось смутно знакомым, но я не могла вспомнить, где его слышала. Но «девчонка»… это уже точно было обо мне. Меня прошиб холодный пот, ладони мгновенно стали липкими. Значит, Лукас тут совершенно ни при чём. Эти люди охотились за кем-то по имени Роше, а я просто
