Мое неземное солнце - Алла Гореликова
Ну и Михай — с ним вроде бы ясно все, но я спинным мозгом чую какую-то недоговоренность. Но поболтать с ним приятно, парень с чувством юмора, да и вообще — он меня все-таки спас. Мне нравится то ощущение надежности, которое словно само возникает с ним рядом. А глаза его синющие — и вовсе беда, посмотришь и сердце замирает. Только мне сейчас не до чужих красивых глаз.
— Михай, где Макса найти? Проводишь?
— Где найти маньяка-исследователя? В его лаборатории, конечно. Пойдем.
Оказалось, что знакомая мне типовая станция — на самом деле далеко не всё! Была здесь еще и подземная часть. Мы спустились на лифте на нулевой этаж, прошли через галерею-переходник, двойные двери шлюза, и я остановилась, осматриваясь в полном ошеломлении. Даже для человека, привыкшего к тесным переходам орбитальных станций, здесь было… жутковато, пожалуй. Мрачный серый камень. Приглушенное освещение, похожее на аварийное. Сначала я решила, что мы стоим в начале длинного узкого коридора, но, когда глаза привыкли к скудному свету, поняла: это, скорее всего, тамбур. Несколько стальных дверей-люков справа и слева, абсолютно одинаковых, без каких-либо условных обозначений, и тупик впереди…
— Ты одна пока не ходи сюда, — предупредил Михай. — Пока не привыкнешь и не выучишь, что где. Еще не было ни одного человека, который все здесь запомнил с первого раза. Тебе, конечно, все и не нужно, но ведь скучно станет — все равно полезешь осматриваться.
— Вот и поработай гидом, — предложила я.
Он задумался не дольше чем на пару секунд! А в глазах промелькнуло удовлетворение, как будто я сказала именно то, чего он и хотел.
— Пойдем, — кивнул. — Покажу тебе нашу пищевую базу, а потом к Максу.
«Пищевую базу» на автономных объектах я в целом представляю неплохо: моя работа, в конце концов, тоже к ней относится. Если думаете, что главное — сколько выделено денег на обеспечение, то вы глубоко заблуждаетесь. Все упирается в два фактора: время и энергия. Если нужно получить много и быстро, планктон вам в помощь. Можно комбинировать с десяток разных видов водорослей и криля и прекрасно этим закрывать все пищевые потребности. А если приложить еще и хорошего повара, то ваш персонал даже не будет слишком жаловаться на однообразие.
Там, где нужны не стандартные пайки по принципу «дешево, питательно, сбалансировано», а еда для продажи, и тем более — там, где люди готовы тратить деньги на натуральную еду, картина уже другая. Вырастить можно что угодно, от клонированной телятины до персиков в оранжереях. Был бы спрос.
Но научная станция на ледяной планете даже в лучшие свои годы вряд ли относилась ко второй категории. Честно говоря, я ждала минимализма в стиле «пара-тройка планктонных баков и очиститель воды». Но все оказалось гораздо интереснее.
Нет, очиститель воды здесь был. И бак для планктона, небольшой, всего на двести литров. Индикатор готовности мягко светился желтым — значит, пройдена примерно половина цикла.
А рядом стоял молекулярный синтезатор, жрущий, между прочим, энергию как не в себя. Выключенный, но вроде бы в приличном состоянии.
И линия переработки планктона, рассчитанная совсем не на двести литров сырья в месяц или полгода, смотря что выращивать.
Кстати, а что?
— Михай, что растет? — кивнула я на бак.
— Криль, — ответил он. — Розовый. Два месяца цикл роста.
— И вам хватает? — засомневалась я.
— Нет, конечно, — повел он широченными плечами. — Это так, побаловаться.
— А чтобы не побаловаться, а поесть⁈
— Смотри, — кивнул на еще одну дверь в дальнем углу.
Там оказался огромный промышленный морозильник, вместимостью, пожалуй, тонны на три. Почти пустой, но ближайшие к двери полки были завалены огромными кусками мяса.
— Мамонт? — немного нервно спросила я.
— Что-то вроде, — хмыкнул Михай. — Трапсерозавр. И не обращай внимания на «завра», он вполне себе теплокровное млекопитающее. Это чисто о размере. Одного подстрелил — полгода вопрос мяса не стоит. Ну и о размере зубов тоже.
— Покажешь, — немного заторможенно попросила я. Надо же, никогда бы не подумала, что на ледяной планете может в принципе водиться что-то настолько огромное. Чем он, интересно, питается⁈
— А еще у нас вот такое есть, — таинственно сообщил Михай и повел меня дальше. Через шлюзовый тамбур в абсолютно темную небольшую пещеру, все стены которой густо заросли… светящимися грибами⁈ Точно, грибы. Эдакие гигантские опята на тонких ножках, и светятся в темноте интенсивно-синим светом. Очень красиво, кстати.
— Это что? — спросила я.
— Меновая валюта, — с какой-то гордостью ответил Михай. Впрочем, гордость тут же разъяснилась. — Грибы местные, несъедобные, крионцы из них краску делают. Но такая яркая светящаяся мутация — только у нас. Марьяна Ивановна думает, из-за излучения Разлома.
— Ничего себе! Слушай, а мы из-за этого излучения светиться не начнем?
— Не начали же за столько лет. Макс говорит, для человека не опаснее, чем, допустим, рядом с космопортом жить или на орбите.
За следующей дверью начинались огромные темные туннели, в которые мы только заглянули. В темноте едва угадывались тысячелитровые планктонные баки, трубы гидропонных теплиц, замершее, обесточенное оборудование. Мощь!
— Станция полностью себя обеспечивала, — объяснил Михай. — И еще местных угощать хватало, можешь представить, какие были масштабы.
— Могу, — задумчиво согласилась я.
Еще как могу. Отличная производственная база, и очень странно, что на планете, где пища — дефицит по умолчанию, все это простаивает без толку. Почему? Вот живут здесь, на официально законсервированной станции, пять человек и кошка. Им что, деньги лишние? Да того же кофе купить! Не понимаю!
— Почему вы здесь живете? Вас мало. Вы почти весь год от всего мира отрезаны, что случись, даже помощи не дождаться. Почему к людям не переберетесь?
Михай молчал долго. В конце концов сказал:
— Кому было, куда ехать, все уехали. А мы… Здесь наш дом.
Дом. Дом — это хорошо. Круто, классно и ценно. Но, ёлки-метёлки, если у тебя есть дом и ты так его ценишь, то
